— Прискорбно, — внезапно посерьезнел мужчина.

— Не уверен, что наш отец погиб. Никто не нашел его тело.

— В вашей братии не такая уж редкость сгинуть, — философски заметил Васа и, поймав мой взгляд, пояснил, — я узнал вас, мастер Морозов. Вы стали звездой интернета и было бы странно не догадаться, кто в этом зале русский ведьмак.

— Понятно, — я усмехнулся. — К этому я тоже не могу привыкнуть. В своей прошлой жизни я не был в центре внимания.

— Прошлой жизни, — повторил мужчина задумчиво. — До того, как занять свой пост я тоже жил иначе. Не могу сказать, что это было плохо или хорошо. Просто все было другим. Но нельзя оглядываться и жалеть о былом. Надо жить сегодняшним днем и самому делать свое будущее.

— Хорошо сказано, — отметил я. — Но если я опозорюсь, то недоброжелатели будут ликовать. Они лишний раз напомнят, что от темного не стоило ожидать чего-то иного.

— Не исключено.

— Мне, в общем-то, должно быть все равно. Но уж очень хочется, чтобы семья не страдала от моих выходок. Чтобы домашние были в порядке и брат не переживал.

— Вашей семье повезло принять такого бастарда, — заметил Васа. — Не все испытывают настолько глубокую привязанность к крови и вливаются в семью гармонично. Многие ощущают себя обособленно, присоединяясь к фамилии.

— Мне повезло с семьей, — скромно подытожил я. — К тому же они не особенно отличаются от людей, к которым я привык. Вот если бы моя родня была в Мезоамерике, то я бы растерялся.

— А что не так? — лукаво сощурился Васа.

Лишь мгновение я сомневался, говорить ли правду. Что-то подсказало мне, что собеседнику врать не стоит. Он поймет, что я лгу и не станет больше тратить на меня время. А общаться с ним было приятно.

— Тут все очень яркие, — признался я. — Мне с трудом удается не пялиться на каждого прохожего на улице.

— Это да, в вашей империи принята пуританская одежда.

— Можно и так сказать, — не стал я спорить.

— Но ведь это не все, не так ли?

— Не все, — согласился я. — Некоторые местные традиции меня смущают.

— И какие?

Я вздохнул, поняв, что ступаю на очень тонкий лед. Потом растрепал волосы и продолжил:

— Жертвоприношения кажутся мне жуткими.

— Неужели? — Васа ощерился в кошачьей улыбке.

— Ну ведь это очевидно, — я развел руками. — На моей родине такое не в ходу.

— Странно, но никто из гостей нашей страны не говорят подобного.

— То есть, я все же ляпнул лишнее, — проговорил я и покачал головой. — Моя секретарша меня убьет.

— Никто не ввыражает своего мнения, потому что так положено. Не принято быть искренними. Вот взять хотя бы вашего Меньшикова, — Васа указал пальцем на консула, — понятно, что он будет выражать одобрение любых местных законов и обычаев, потому что иначе никак нельзя. Если ему прикажут раздеться догола и станцевать у костра на площади, чтобы угодить Императору, он скинет портки раньше, чем жрец моргнет.

От представленной картины я хохотнул, заметив на себе неодобрительные взгляды гостей. Странно, что на моего собеседника они не реагировали так же резко.

— Но вам, Михаил, не надо казаться кем-то другим. Вы искренни и, поверьте, это тут не так уж часто встречается. Однако, я хотел бы вас уверить, что в вашей Империи случается всякое. И если тут, в Мезоамерике, жертвы приносят открыто, то у вас все происходит во тьме.

Мне хотелось возразить, но отчего-то перед внутренним взором предстал Агасфер Лукич, которого Синод не особо жаловал и сослал во тьму тараканью. Того же Лапина весь честной мир считал чудовищем. Но мне не верилось, что лекарь был убивцем. Он чем-то не угодил сильным мира и потерял все — имя, репутацию, собственное будущее.

— Вы понимаете, о чем я, верно? — спросил меня Васа, который до того внимательно за мной наблюдал. — Прямо сейчас вы вспомнили о чем-то, что подтверждает мои слова, так?

Я не стал возражать. Просто кивнул и глотнул остатки травяной настойки.

— Люди считают единственно приемлемыми те законы и традиции, с которыми проводят всю жизнь. А всех прочих, собственных соседей, считают дикарями и даже сочувствуют им, — мужчина подошел к панели у стены, и я направился за ним, — Нам жаль Персов, которым запрещено выбирать себе супругов. Но они сами не представляют как можно связать свою жизнь с кем-то, кого не выбрали жрецы и не одобрили боги. Так же нас поражает привычка некоторых африканских народов не хоронить своих близких, а селить трупы в соседних комнатах и ходить к ним в гости.

Мне вновь пришлось кивнуть. Потому как все звучало вполне логично.

— У вас есть поговорка, — продолжил Васа, — она про чужой храм и свои законы.

— «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», — сказал я.

— И ведь не поспоришь, — просиял мужчина, решив, что я его полностью понял.

Откуда-то сверху донеслись звуки органа, от которых свело зубы. Но похоже это смутило только меня. Все остальные присутствующие как по команде повернулись к широкой лестнице, которая вела к огромной лифтовой кабине.

— Повелитель неба и звезд, благословенных земель, лесов, гор и всего сущего в Мезоамерике…— прозвучал усиленный устройством на шее голос распорядителя.

— О, сейчас Императора будут чествовать, — толкнул меня в плечо мужчина. — Есть на что посмотреть.

Я уставился в ту же сторону, куда и все. Двери лифта разъехались, и из кабины выступила высоченная фигура, закутанная в золотистую ткань. Она походила на куколку бабочки, и я даже попятился, подумав, что сейчас вокруг человека развернуться огромные сияющие крылья.

— Хорош? — вкрадчиво уточнил Васа.

— Впечатляет, — выдохнул я и зачем-то прошептал, — а он человек?

— В каком-то смысле, — непочтительно хрюкнул мой новый знакомец. — Кажется шикарным?

— Невероятным, — поправил его я, завороженно следя, как здоровенный человек плывет над ступенями.

Его лица не было видно. Как рук и ног. От кокона исходило сияние и от него слепило глаза. Я хотел прикрыться от него ладонью. Но подумал, что это может