Александр и Александра, боже, какая пошлость!

Подруга ее сына пробормотала что-то неразборчивое, находящееся между «поздравляю с днем рождения» и «пошла бы ты к черту», подняла голубые глаза на стоявшего рядом Володю и покраснела маковым цветом, тяжело, мучительно. Неровные красные пятна предательски расползлись по шее и открытому декольте, выдавая крайнее волнение. Влюбилась эта дурочка в него, что ли?

– Можно выносить аперитив? – К Алле подошел шеф-повар, с которым они договаривались, что в самом начале вечера всем гостям будет предложена домашняя сангрия. – Или будем ждать недостающих гостей?

Алле показалось или он «ел» ее глазами, в которых помимо подходящего к мизансцене подобострастия крылось что-то еще. Интерес? Обожание? Обида? Ярость? Впрочем, думать об эмоциях повара, пусть даже и лучшего, было неинтересно, да и некогда. До намеченного на сегодняшний вечер убийства оставалось слишком мало времени, чтобы размышлять о ерунде. Напряжение, охватывающее Аллу Миронову, достигло апогея, заставив сердце биться неровными толчками, и тут же пропало, спугнутое громкими возгласами от двери:

– Алка, солнце, с днюхой! Вот утром вроде все сказала, а сейчас дай я тебя расцелую. – Подруга Вера, когда-то учившаяся с Аллой на одном курсе, успешная бизнесвумен, одна из самых ярких акул местного бизнеса, ворвалась как ураган. Она всегда не входила, а врывалась, не ездила, а неслась, не шла, а топала, и все это сопровождалось громким голосом, ярким макияжем, брызжущими во все стороны эмоциями и нескончаемой суматохой. Алла подругу любила, хоть та и была невероятной стервой.

– Спасибо, Верушка, – сказала она, напрасно стараясь, чтобы от объятий и поцелуев не пострадала праздничная прическа, – привет, Валя. Крестнички мои, здравствуйте, идите же, я вас расцелую.

Валентином звали Вериного мужа, которого Алла считала никчемнейшим на земле созданием. Когда-то давно, в их с подругой юности, он пел в популярной рок-группе, созданной такими же безусыми юнцами. Группа со временем, разумеется, распалась, юнцы выросли, получили образование, обзавелись семьями и научились зарабатывать, а Валя так и застрял, как он это называл, «в творчестве», не имея никаких способностей ни к чему другому. Пел он, надо признать, неплохо, вот только ни в одном коллективе не приживался, работать не хотел, с худруками скандалил. В кормильцы семьи он не годился совершенно, и Вера, когда-то влюбленная в его голос и творческую неприспособленность к жизни, махнула рукой и стала зарабатывать сама.

Вере Воронцовой сейчас принадлежал крупнейший в их городе завод, производящий цистерны для перевозки всего на свете – от молока до нефти, в кормильце она не нуждалась, и захребетник-муж жил как у Христа за пазухой, катался как сыр в масле и вел примерно такой же образ жизни, как Алла, подолгу валяясь поутру в постели, обедая в шикарных ресторанах, расплачиваясь золотой картой, оформленной на его имя женой.

Только Алла при этом все-таки была женщиной, а еще писала детективы, которые позволяли ей считаться довольно известной писательницей, а Валентин Воронцов не делал ничего и был никем. Никчемушником, как когда-то называла таких персонажей Аллина бабушка. Думая о людях, Миронова частенько, забываясь, называла их персонажами. Валентина она терпеть не могла, зато их с Верой детей, своих крестников Ирину и Рафаэля, обожала, тем более ладить с ними у нее получалось гораздо лучше, чем с собственным сыном.

Двадцатичетырехлетняя Ирина, получившая образование художника-монументалиста, в начале пандемии в одночасье осталась без работы и вернулась к маме под крыло из Питера, где училась и жила. Двадцатилетний Рафаэль весной прилетел домой из Франции, где, по мнению Веры, учился, а по подозрению Аллы, лоботрясничал. Сначала думали, что на пару месяцев, пока не кончится карантин. А сейчас, по всему выходило, – надолго. Как бы то ни было, парочка тоже уютно расселась на Вериной шее, но подруга, похоже, от этого совершенно не страдала. Мужа она по-прежнему любила, детей обожала и могла дать отпор любому, кто посмел бы сказать про них хоть одно недоброе слово.

– Тетя Алла, какая вы сегодня красивая. – Иринка поцеловала именинницу в щеку и посторонилась, давая дорогу брату, несшему роскошный букет цветов. – Сашка, привет, можно я тебя поцелую? Шурочка, ты только не ревнуй, я на правах старого друга.

Глаза девушки вспыхнули – то ли от противного имени Шурочка, которое она не терпела, то ли действительно от ревности. Надо признать: если бы Алле пришлось выбирать, то она, разумеется, предпочла бы Ирину с ее точеной фигуркой, огромными карими глазами, волосами цвета воронова крыла, закрывающими лопатки, высокой грудью и дополнительным бонусом в виде Веры и ее доходов.

Но болвану Сашке нравилась его похожая на манный пудинг Шура, то есть, разумеется, Саша, Александра, в меру унылая, в меру умненькая, работающая вместе с ним в IT-сфере, причем добившаяся там каких-то небывалых успехов. В современном мире программист, разумеется, более востребованная профессия, чем художник-монументалист, не поспоришь. Но кто сказал, что женщина должна быть успешной, а не просто украшать собой мир? По крайней мере, глядя на богатую толстуху Веру – девяносто килограммов живого веса! – Алла всегда испытывала чувство превосходства.

– Все гости в сборе, – объявила она. – Можно начинать. Дорогие мои, рассаживайтесь за столом в соответствии с расставленными на нем именными карточками. Антонио, можно разносить ваше чудесное вино.

Повар снова кинул на именинницу взгляд, значения которого она не поняла. Что интересно, этот взгляд заметила и Инесса Перцева, и он заставил ее задумчиво сдвинуть брови. Что-то было не так. Впрочем, спустя мгновение господин Алесси уже метался между гостями, раздавая бокалы с рубиновой сангрией, из которой аппетитно выглядывали кусочки фруктов.

Вино было сладким, с легкой кислинкой, пахло апельсинами и летом. Если зажмурить глаза при глотке, забывались морозы и сугробы за окном, можно было представить, что ты в Италии, где мостовые пропитаны солнцем, слегка скрипит песок под ногами, когда возвращаешься с пляжа, соленый ветер доносит запах моря, и вдруг без всякой причины накрывает острое ощущение счастья.

Инна Полянская, она же Инесса Перцева, судорожно втянула ноздрями воздух и резко открыла глаза. Пахло дорогими духами, пряными приправами, вкусной едой, но ни лета, ни моря, ни солнца, ни, пожалуй, счастья не наблюдалось.

– Итак, дорогие друзья, – говорила между тем Алла Миронова, дождавшаяся, пока гости, выпившие положенный аперитив, рассядутся за большим дубовым столом, – объясняю правила сегодняшней вечеринки. Все вы наверняка читали роман Агаты Кристи «Объявлено убийство». Так вот и сегодня, в день моего рождения, я объявляю убийство. С того момента, как мы обнаружим среди нас жертву, каждый из вас