Шрифт:
Закладка:
— Пей, говорю! Такой напиток раз в жизни предлагают и то — только настоящим мужчинам.
Лейф закусил губу, кивнул и сделал глоток.
— Сейчас станет повеселее, взбодришься, тебе сегодня долгая дорога предстоит.
— Да уж… — вздохнул парень.
— Но в остальном слушай своего отца во всём, не бери с меня пример, понял? — попытался нравоучать я.
— Понял…
— Ты хороший парень, Лейф, я очень тобой горжусь, — произнёс я, потрепав мальчика по волосам. — Береги мать, хорошо?
— Хорошо, — вытянулся он, принимая мои слова за приказ.
Я достал из сумки на поясе запястье Хёрда, брошь Йорунн и амулет Маргрет.
— Это части Эйсира, сынок, я передаю их тебе на хранение, в море рискую потерять, — усмехнулся я, вложив звенящие украшения в ладони Лейфа. — Скоро приедет Рагги, мой хирдман, у него будет ещё одна часть — запястье, что я подарил Вали. Нужно будет отлить меч заново. Если я сам не смогу этого сделать, если со мной что случится, то придётся тебе это сделать. Только Эйсир может остановить Хассера. И знай вот еще что: кто убьёт Хассера, получит его Бессмертие.
Лейф слушал меня, раскрыв рот.
— Ну всё, мне пора, — проговорил я. Лейф от удивления тому, какую тайну я ему доверил, так и не смог ничего ответить, но прижался лицом к моей кольчуге.
Уходя, я бросил взгляд на занавеси, скрывающие покои Хёрда. Из-за шкуры выглядывала Маргрет с заплаканным серым лицом. Я кивнул ей, и она приложила к губам ладонь, а затем смахнула слезу. Ну вот, Маргрет, как я рад, что повидался с тобой хотя бы так. Знаю, твоя гордость и честь моего брата не позволяют нам увидеться и поговорить, но теперь я хотя бы знаю, что ты меня ждёшь.
Я вышел на двор, ветер гулял страшным неугомонным зверем. Было ещё темно, накрапывал дождь. Не лучшее время для выхода в море. Факелы в руках провожавших конунга на причале то и дело тухли. Хёрд сидел в длинной лодке, с шестью воинами-гребцами и четырьмя рослыми хирдманами в тяжёлой броне, со шлемами и со щитами. На плечах Хёрда искрился белый медвежий мех, по которому можно было сразу отличить вождя. Я вошел в лодку и сел напротив.
— День битвы настал, — сказал я, приветствуя воинов.
— Выходим, — приказал Хёрд и улыбнулся мне.
Я не видел его глаз под повязкой, но чувствовал его душевный трепет и радость от того, что я был рядом.
Волны поднимались над нами, как громадные чудовища, дождь шумно хлестал по шлемам и щитам. Гребцы работали слаженно, приближая нас к веренице драккаров, мерцающих впереди призрачными огнями ламп.
— Проклятье, если Олав не отупел от жадности, он не будет нападать, — прокричал я наперекор ветру. — В море шторм зреет!
— Днём погода разгуляется, — ответил Хёрд, ухватив жилистой рукой эфес своего меча, украшенный золотом. — Мы должны быть на ладьях и первыми встретить врагов.
Я мрачно поглядел на брата. Его вид был столь суров и величественен, что я беспрекословно покорился его воле.
На драккаре конунга встретили громкими торжественными возгласами — люди были рады тому, что вождь будет рядом во время битвы. Меня тоже узнали, и голоса воинов стали вдвое радостнее.
— Да, Сверри, ярл Бальдр будет сражаться с нами! — сказал Хёрд старшему хирдману, затем тепло обнял его за плечи.
— Ярл, это честь для меня, — поклонился мне Сверри.
— Бальдр, эти десять воинов, что прибыли с нами — теперь твои люди. Но на ладье слушайся Сверри — он здесь старший.
— Понял, — ответил я.
Сверри повёл конунга под полог, чтобы укрыться от дождя. Я сделал жест своим новоявленным воинам, что они могут быть пока свободны, и сам двинулся по гуляющей под ногами палубе. Меня подбросило к борту, и я вцепился в него пальцами. Трясло так сильно, что в мыслях я призывал богов. Скорее бы волны стихли, а то так и до битвы можно не дожить!
Может, мои молитвы помогли, а может, Хёрд действительно предвидел поведение стихии — спустя час ветер действительно стих, но рассвет так и не наступил. Вернее, небо немного посветлело, стали различимы контуры стоявших рядом драккаров с острыми, пронзающими туман мачтами, я разглядел берег и чёрные скалы, высившиеся вокруг Тронхейма. Я перешёл к другому борту и вгляделся сквозь ряды наших ладей во мглу, стелющуюся по морской поверхности: врага не увидел. Может, Олав передумал и ушёл, — затешился я и предался мыслям о доме, Маргрет, хмельном мёде и бадье с горячей водой, в которую мечтал забраться. Меня разморило от мыслей и начало клонить в сон.
Я пошевелил пальцами, лежащими на рукояти меча, кисть слабо заныла, отдавая тупой болью. Похоже, напиток богов переставал действовать. Ненадолго же его хватило, зараза. И почему я не захватил с собой выпить? Я поглядел на своих воинов, сидевших у борта, они передавали друг другу флягу. Я подошёл.
— Ярл Бальдр, — вытянулись они и поклонились мне.
— Дай мне, — я взял флягу и сделал глоток. Поморщился: ребята пили воду. Я полил себе на руку и умыл лицо.
— Хёрд приказал перед битвой всем быть с ясной головой, — ответили парни на мой разочарованный взгляд.
— А вы столь точно исполняете приказы, молодцы, — проворчал я.
— Началось! — воскликнул один из воинов, указывая рукой в сторону открытого моря, туда где стояла плотная мгла.
Я посмотрел туда, куда показывал воин, и увидел разгорающееся над водой пламя. Чью именно ладью: нашу или Олава, поедал огонь, я не видел. Но было ясно, что завязался бой.
Странно, что я не слышал ни криков, ни звона оружия. Хотя, чему удивляться? Тут собралось столько драккаров, суета на которых вкупе с морским волнением являлись для отзвуков битвы непроницаемой стеной.
Хёрд вышел из-под полога, плотно сомкнув губы. Одна рука его лежала на эфесе клинка, а другой он придерживался за мачту.
— На правый борт! — скомандовал Сверри.
Я увидел, как из тумана вырастает ладья, несущаяся прямо на нас. Их гребцы бросили вёсла и приготовились сцепиться с нашим бортом. Мгновение — и раздался удар, треск дерева. Я упал, но тут же поднялся и выхватил меч.
— В атаку! — закричал Сверри.
— В бой! — рявкнул я своим.
Воины Олава орудовали копьями, чтобы достать наших хирдманов за щитами. У нас копий не было, только топоры и мечи, и мы не сдержали напор, образовалась брешь, и вражеские воины с оглушительным криком прорвались на палубу драккара.
Море волновалось, и ветер был довольно силён, нас кидало из стороны в сторону, и мы резали, убивали друг друга в творящемся вокруг хаосе.
Я забыл о боли, забыл о тоске и обо всём, что томило меня прежде, я стал алчущим зверем, который насаживал на меч чужие животы. Я убил пятерых, потом просто сбился со счёта, но враги всё не кончались.
