Но все обошлось одним ударом. Жуткая тишина. Биение сердца замедлилось. Мне потребовалось некоторое время, для того чтобы восстановить дыхание. Виктор помог мне и протянул носовой платок, заметив, что мое лицо было в поту.

— Извините! — кричал смотритель, нервно бегая взад и вперед и рассаживая музыкантов по местам. Он извинялся за то, что сработала сигнализация — скорее всего, уже не первый раз за это лето, — это могло быть вызвано продолжающейся уже несколько недель жарой.

Я едва могла двигать ногами, а Ной выглядел бодрее остальных — казалось, отвратительный шум подействовал на него меньше, чем на нас, притом что его слух был определенно лучше моего. У сестры Фиделис было мертвенно-бледное лицо, она вытирала запотевшие очки сухим рукавом. Дирижер снова собрал всех музыкантов на репетицию.

На этот раз напряжение перед первым звуком не было таким сильным — отвратительная тревога, казалось, не только у меня застряла костью в горле. Без знака дирижера пианистка начала играть. Какое удовольствие. Я почувствовала, как стресс отступает. Первые звуки прошлись лезвием по моему сердцу. Они напоминали удары колокола вдалеке и привели мои чувства в движение. Не плачь! Не сейчас! Струнные вели мрачную мелодию, и я чувствовала, что начинаю терять самообладание. Я знала эту вещь. Он была полна глубоких чувств и точно отражала сопротивление, которое нарастало внутри меня. Долго я не выдержу.

Я взглянула на сестру Фиделис, которая завороженно смотрела на сцену, и увидела просветленное лицо Ноя. Его рот был открыт, глаза блестели. Каждый волос на его коже был в напряжении. Казалось, он испытывает внутреннюю вибрацию, и красота этой музыки делает его счастливым.

Я должна уйти. Покинуть его. Так мы решили. Чтобы помочь ему. Но почему мы должны расстаться здесь, в этом месте, без поцелуя? Он думал, что на вилле я была в опасности. Если честно, там я не чувствовала угрозы. Первой заметной опасностью, которая стала причиной моего стресса, была пожарная сигнализация. А на вилле? Совсем наоборот — там я каждый день питалась лучшими блюдами, иногда насыщаясь так, что с трудом удавалось заснуть, и чувствовала себя в безопасности вблизи Ноя. Даже после ночи в его комнате сестра Фиделис не уволила меня и даже взяла на концерт. Сделала ли бы она это, если бы хотела избавиться от меня? Если бы хотела убить меня? Убить. Я невольно встряхнула головой, потому что звуки этой музыки делали представление о насильственной смерти слишком абсурдным и неправдоподобным. Единственная причина сейчас же уйти отсюда заключалась в том, что я должна срочно связаться с родителями — их переживания были нелепы и безосновательны, но так реальны, что меня вдруг начали мучить угрызения совести. Как я могла позволить себе так долго держать их в полном неведении? Они должны наконец узнать, где я была. Я могла бы позвонить им, вернуться вместе с Ноем обратно в особняк и потом при первой же возможности сбежать с ним или позвать родителей на виллу. В ту же секунду я поняла, насколько глупой была эта идея. Не оказал ли нам большую услугу Виктор? Он отвез нас прямо в город на автомобиле с кондиционером и прохладными напитками. Зачем же возвращаться и затем снова предпринимать опасное путешествие или надеяться на то, что мои родители найдут нас там. Ной выглядел совершенно здоровым. Ничего не мешало нам. Как только концерт закончится, лучше, пока все будут хлопать, или после этого в фойе я возьму Ноя за руку и сбегу с ним. Он выглядел бодрее всех присутствующих. Сестра Фиделис при всем желании не смогла бы угнаться за ним. Виктор слишком много курил, а Адамс задыхался от каждого шага.

Я попыталась незаметно встать и протиснуться между рядами. Сестра Фиделис бросила на меня неодобрительный взгляд, и я ответила ей губами, что мне срочно нужно в туалет. Она сделала одобрительный жест рукой.

В вестибюле мне встретился смотритель. Расстроенный ложной тревогой, он разговаривал по телефону со службой поддержки и не заметил меня. Я пробежала мимо него вниз по лестнице в туалет и закрыла дверь. Затем я достала из кармана телефон. Сеть есть. Наконец я вернулась в цивилизацию. Экран был усеян цифрами — сорок два пропущенных вызова, множество сообщений, большей частью — от моих родителей. У меня не хватило сил открыть все, я так нервничала, что не знала, что должна делать в первую очередь. Автоматически большим пальцем я нажала на номер мамы. Сработал автоответчик. Звук ее голоса взволновал меня.

— Привет, мама, это я! Я люблю тебя! Со мной все в порядке. Где ты? Ты можешь приехать и забрать нас, меня и Ноя? Я должна рассказать тебе так много, я надеюсь, ты не обидишься… Я тебя люблю! Пожалуйста, приходи к нам, — заключила я и, выждав некоторое время и не услышав ничего, положила трубку.

Затем я попробовала набрать номер папы. У него тоже сработал автоответчик. Я прослушала сообщение и узнала, что они закрылись и что в экстренных случаях нужно обращаться к своему лечащему врачу. Вот наваждение. Для безопасности я отправила сообщение и позвонила Кэти. Из того, что она была вне зоны доступа, я поняла, что, скорее всего, она плыла прямо к побережью Корсики. Я оставила сообщение для нее. Некоторое время я смотрела на экран и в ожидании. Ничего не произошло. Только уровень заряда становился все ниже и ниже. Я еще раз попробовала дозвониться до матери и отца, потом набрала мою бабушку и соседку. Никто не брал.

— Заберите нас, пожалуйста! Ноя и меня. Ной — мой друг. Нам нужна ваша помощь! Вы можете забрать нас? У меня все хорошо, но я осталась без денег!

До дома было далеко. В этот вечер все может получиться. Я бы никогда не хотела остаться в одиночестве на какой-нибудь железнодорожной станции, но с Ноем все казалось мне прекрасным. С ним я смогу пешком дойти до дома. Мой телефон пищал — входящие письма. Я была разочарована, и меня не интересовало, что кто-то, кого я не знала, куда — то меня приглашал. Тогда я набрала в поисковике: вилла «Моррис». И получила точно такую же информацию, которую я уже знала: именно, что вилла была построена одним английским альпинистом и банкиром и так далее и так далее. «Сейчас дом находится в частной собственности, он обветшал и не доступен для посещения» — таково было последнее предложение. Еще раз