Так согласен ты на обмен?

Крыс облизнул губы, глянул на дядю Хрокрссона, на мертвого Бира и кивнул. Беззащитный понимал, что кольчугу ему не простят, так что проще сразу от нее избавиться, и если не в прибыток, так хоть не в полный убыток. Крыс по положению выше дяди Хрокрссона, а еще жаден непомерно, так что громче всех будет кричать про обычай, чтобы не отдавать столь хороший доспех.

Альрик взял меч убитого, принял топор от Крыса и кивнул на труп:

— Остальное твое.

— Неужто уже уходишь? — подал голос и конунг.

— Я шагнул за грань дозволенного. Теперь нужно отыскать сердце твари. Но если желаешь увидеть измененного в своем городе, могу и задержаться.

— Иди!

— Последнее слово, конунг! Как показал божий поединок, мой хирд невиновен ни в каких преступлениях. Отзови изгнание! В борьбе с драуграми пригодится каждый меч!

Харальд ответил не сразу.

— Отзываю. Отныне ульверы больше не изгои, и за убийство любого из них будет назначена вира или наказание.

Прозвучало странно. Словно конунг говорил не о вире, а о награде, и не о наказании, а о поощрении. Но разбираться было некогда. Альрик почти чуял, как ядовитая сила бродит в теле и отравляет бездной. Так что он передал топор Тулле и, растолкав толпу, быстро пошел к выходу из города.

Отыскал ли хирд подходящую тварь? Успеет ли Альрик убить ее и поглотить сердце?

Глава 15

Сторборг — это не деревня с небольшими пластами полей. Вокруг города лес вырубили давно и на тысячи шагов. А еще именно на западной стороне раскинулось подворье рунного дома, широко так раскинулось, вольготно. И охранялось то подворье покрепче города, так как боевых парней много, а занятий для них мало. Вот и гонял Вальдрик, сын Вальгарда, подопечных вдоль ограды и к пристани: чтобы бдили, врага высматривали да по шее ему нахлобучивали.

И я бы рискнул пройти мимо, кабы не вражда с сыном Вальдрика, Скирикром. На словах-то Вальдрик зла не держал, но после объявления нас изгоями вряд ли он пощадит попавшего к нему в руки зачинщика. Я бы не пощадил. И надежды, что меня не узнают, было мало. Почти весь рунный дом тогда смотрел на нашу драку со Скирикром.

Обойти? Так ведь и там горожане могут меня признать. И как же тогда искать ульверов?

Впрочем, был один вариант. Не особо надежный, но это всё, что я смог придумать.

— Гис, дальше иди один. Прошу, загляни в дом некоего Ульвида, чей дом возле Красной площади, и скажи, что здесь ждет его знакомый волчонок. Если его не будет, передай весть его жене. А дальше беги к братьям и делай, что хочешь.

Парень угукнул и хотел было вышагнуть из-за дерева в поле, как я дернул его за плечо, развернул лицом и тихо сказал:

— Сейчас ты либо сдашь нас первым попавшимся воинам, либо выкинешь мою просьбу из головы и побежишь спасать семью. Верно?

Он отвел взгляд.

— Злишься из-за рабыни…

— Она была не просто рабыней, — упрямо возразил Гис.

Я тряхнул его.

— Считай ее хоть богиней Орсой, но она была рабыней. Безрунной бабой. И убил ее не я. Убил ее ты!

— Что? — вскинулся парень.

— То! О чем ты думал, когда брал с собой ночью в лес толстую безрунную бабу? Ты же видел тех драугров! Мы и так тащили твоего отца и сестер. Может, надо было и рабыню на плечи взгромоздить? Так чего ж ты ее не потащил на себе? Или почему не оставил бы с другими бриттами! Тогда она могла бы выжить.

Гисмунд трепыхнулся, но я держал его крепко.

— Я ее убил, потому что ты слабак. Или дурак! Из-за нее на нас напали трижды! Я был ранен! Твои дяди, или кто они там, тоже. К рассвету мы бы все сдохли. Твоих сестер бы порвали драугры! Твоему отцу бы сломали шею! И все из-за жалости к рабыне! Да и бездна бы со всем вашим семейством! Так ведь и мы бы сдохли. Я сделал то, что должен был сделать ты: убил ее. Убил быстро и без боли. Она не рыдала, не мучалась, даже не испугалась. Умерла от ножа. Да ее смерть и посмертие будут лучше, чем у многих рунных. Ты уже не ребенок! Я спас твою семью. Ты понял? Я спас! И Видарссон тоже спас. И прямо сейчас мы тоже их спасаем! Потому что ты бы не дошел даже до реки, не то, что до Сторборга. Так что засунь свою злость себе в глотку и зайди к Ульвиду! Когда драугры дойдут сюда, городу понадобится каждый карл, изгой он там или нет.

Он фыркал, скрипел зубами, но выслушал. А под конец сдулся. Уступил.

— Ладно! — запоздало огрызнулся он. — Пусти! Схожу я к Ульвиду.

Другое дело!

Как только Гисмунд вышел из лесу, к нему из рунного дома сразу же направились несколько человек. Мы с Видарссоном могли только надеяться, что этот болван сдержит слово. По крайней мере, он пальцем в нашу сторону не тыкал, и встречающие в лес не побежали.

Мы отошли подальше, в небольшую ложбинку, которую я заприметил по дороге сюда, зашли поглубже в кусты, и я рухнул наземь. Всю дорогу от переправы я держался только из-за Гисмунда. Если бы этот мозгляк понял, насколько я выдохся, то предал бы точно.

Нога болела зверски. В бою сломанный палец не ныл, да и в ледяной воде тоже, зато после пробежки тело разогрелось, на боку проступили кровавые пятна, рука распухла так, что мокрая рубаха натянулась. Видарссон дышал еле-еле, будто собака на жаре, видать, ребра разболелись. А еще мы озябли.

Хоть зимы в Бриттланде толком и нет, но после плавания в Ум одежда не высохла, и я стучал зубами на весь лес.

В детстве я считал своего отца самым сильным на свете. Почти как Фомрир. Седьмая руна казалась чем-то недостижимым. Эрлинг-хускарл не болел, не мерз, не проигрывал и уж точно не шмыгал носом. Так почему я, будучи на той же самой руне, так погано себя чувствовал?

Видарссон задремал, а я решил посторожить. Мало ли? Драугры придут или родственники Хрокра? Посторожить, а заодно просушить одежду. При помощи последнего топорика и ножа вырыл в дерне яму, рядом вторую поменьше и соединил их подземным проходом. Сходил в сторонку