Я опускаюсь на колени и наклоняюсь, чтобы прижать руку к холодной земле. Я пытаюсь вызвать ее дух. Жаль, что здесь нет полыни или одуванчиков, нужных для вызова. А только эти ужасные морозники, растущие словно по закону подлости. Я бы их вырвала, но трогать морозник – плохая примета и вдобавок раздражение на коже. Какая-то часть меня чувствует себя виноватой за то, что хотела сорвать единственные цветы, украшающие могилу Алекс.

«Пожалуйста, – думаю я, обращаясь к темноте, которая, вездесущая, витает на краю моего сознания, – тьме, которую я привыкла объединять с духом Алекс. – Пожалуйста, послушай меня».

В ответ тишина.

Наконец, я вздыхаю и сажусь на корточки, открываю на коленях книгу Эллис. Страницы переворачиваются с трудом; они слиплись от времени, и переплет стал жестким.

– Глава первая, – читаю я вслух. – Не осталось никого.

Я снова бросаю взгляд на надгробный камень, словно чтобы убедиться, слушает ли Алекс. Камень по-прежнему серый и безликий.

Я читаю дальше, всю первую главу, перехожу ко второй, но в горле пересохло и голос начинает хрипеть. Я закрываю книгу и, помедлив, наклоняюсь, чтобы положить ее на надгробие. Еще один подарок для девушки, которой не нужны подарки. Теперь уже не нужны.

Больно давит в груди. Я, зажмурив глаза, прижимаюсь лбом к стылой земле. С ресниц скатывается слеза и падает мне на пальцы. Всё это настолько бесполезно… И я такая никчемная.

Мне не следует быть здесь. Алекс всегда была самой умной. Алекс подавала большие надежды. Это было видно по тому, как преподаватели восхищались ее работами и как легко, без усилий, ей все давалось. Она могла написать эссе за одну ночь, пьяная, с косяком в руке, а потом вы узнавали, что она получила первое место на кафедре английского языка за лучшее сочинение. Она подавала заявление в Лигу плюща. Мы все знали, что она будет принята в любой из этих университетов, в какой захочет.

Не то что я. Я избалованная богатая девчонка, которая пряталась в лучах славы Алекс, заимствуя ее свет.

Хруст ломающейся мерзлой земли заставляет меня поднять глаза. Возле камня стоит Эллис, опираясь всем весом на ручку лопаты.

– Думаю, нам нужно ее выкопать.

Я изумленно смотрю на нее, мое сердце начинает биться так сильно и часто, что кажется, будто я захлебываюсь кровью.

– Что?

Эллис спокойна, как всегда.

– Ты сказала, что могила пуста, так? Так что нечего бояться. Тела нет, осквернять нечего. Может быть, ты увидишь это своими глазами и успокоишься.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, грязные руки путаются в юбке.

– Нет. Ни в коем случае.

– Ты можешь положить книгу в ее гроб, – предлагает Эллис крайне деловым тоном. – Ты можешь сотворить заклинание, чтобы успокоить ее дух.

– Эллис, раскопав могилу Алекс, мы ничего не исправим.

– А проигнорировав проблему, исправим?

Не могу. Я не могу это сделать. Я отворачиваюсь от нее, вглядываюсь в лес, чернота ночи стала более плотной по сравнению с тем, какой была, когда мы пришли.

– Где ты только нашла эту лопату? – Я понимаю, как звучит мой голос: возбужденно, истерично; на слове «лопата» он срывается, будто я уже в одном вздохе от полного безумия.

Я заставляю себя повернуться спиной к Эллис, которая так и стоит около камня, словно подобный разговор на кладбищенском дворе в ночи совершенно нормален.

Она машет рукой куда-то через плечо.

– В сарае смотрителя. Замок легко открылся.

Я этого не слышу. Это абсурд.

– Ты ненормальная.

Эллис чуть заметно качает головой.

– Это не мне мерещится всякое, Фелисити. У меня не бывает срывов в лесу, и я не гоняю призраков.

Я прячу лицо в ладонях, не обращая внимания на то, что по нему размазывается могильная грязь. Боже. Боже.

– Я не буду раскапывать эту могилу, – говорю я.

– Ладно, ладно, не будем. Это было всего лишь предложение.

Эллис уносит лопату туда, где взяла, а я остаюсь здесь, мои ноги налиты свинцом. Пока нет Эллис, воздух становится холоднее. Я чувствую, как призрак Алекс дышит мне в затылок.

Может быть, Эллис права. Я ненормальная. Как моя мать.

На обратном пути мы не разговариваем, большим пальцем затянутой в перчатку руки Эллис постукивает по рулю, я сжимаю руками колени.

Мы добираемся домой в третьем часу, но, несмотря на позднее время, я не думаю, что смогу уснуть.

– Ты в порядке? – спрашивает Эллис, когда мы возвращаемся в Годвин-хаус и задерживаемся на площадке второго этажа. Свет с потолка отбрасывает странные тени ей на лицо.

– Я не хотела давить на тебя. Я не пыталась…

– Я в порядке, – перебиваю я. – Прости. Я просто…

Зачем я извиняюсь? Естественно, я не хотела вскрывать могилу своей бывшей девушки. Это Эллис следует просить у меня прощения.

И все же я не могу набраться смелости и сказать все это. Я прикусываю губу и прислоняюсь спиной к стене, обхватив руками живот. Эллис ногтем большого пальца ковыряет краску на перилах.

– Послушай, – наконец говорит Эллис. – Я только хотела помочь. Ты ведь знаешь это, правда?

Я молча смотрю на нее.

– Ты уже знала, что могила пустая. Я подумала, что это принесет тебе облегчение. Я хочу, чтобы ты поняла… Я не могу больше видеть, как ты себя терзаешь.

– Что ж, мне жаль, что это так больно для тебя, – резко обрываю ее я. – Видеть меня. Вот такой.

– Фелисити…

– Я иду спать.

Перепрыгивая через две ступеньки, я поднимаюсь на третий этаж и изо всех сил захлопываю дверь. Напрягаюсь, ожидая, что Алекс постучит ручкой щетки в пол.

Но ничего не происходит. Призрака Алекс, если он есть, не волнует шум.

Там, внизу, говорю я себе, есть только Эллис Хейли.

И Эллис Хейли может катиться к черту.