Администрация Рейгана решила ослабить государственное регулирование, вернувшись до некоторой степени к старым, добрым временам рыночного регулирования. Это означало прежде всего сокращение налогов и государственных расходов, ослабление юридической регламентации бизнеса. Но сократить государственные расходы оказалось значительно сложнее, чем налоги. В частности, попытки уменьшить военные расходы столкнулись с сопротивлением военно-промышленного комплекса. Поэтому в наибольшей степени стали сокращаться расходы на социальные программы, на борьбу с бедностью, но это была сравнительно небольшая доля государственных затрат. В результате расходы стали превышать доходы, увеличивая дефицит бюджета, и государственный долг стремительно нарастал.

Следует подчеркнуть, что неоконсервативная реформа не означает отказа от государственного регулирования и полного возвращения к свободным рыночным отношениям. Она переносит центр тяжести с прямого вмешательства государства в экономическую жизнь на косвенные, экономические методы, на денежно-кредитное регулирование.

8. Экономическое развитие Латинской Америки В XIX–XX веке

Итак, в начале XIX в. на месте испанских и португальских колоний возникли самостоятельные государства, которые принято называть странами Латинской Америки. Латинской, потому что языки латинской группы, испанский и португальский, вытеснили местные индейские наречия и стали государственными. Новыми были и названия этих государств. Боливия получила название по имени Симона Боливара, одного из вождей освободительных революций, Колумбия – в честь открывателя Америки.

В 1822 г. они были официально признаны Соединенными Штатами, а в 1823 г. была провозглашена доктрина Монро, которая стала идеологической основой экономического господства США в странах региона. Правда, пока доктрина была направлена против попыток европейских государств восстановить колониальное господство, была проявлением солидарности с народами освободившихся стран: ведь сами США еще недавно освободились от колониального господства Англии.

Население колоний было пестрым не только в национальном, но и в расовом отношении. Из 16 млн жителей испанских колоний 7,5 млн составляли индейцы, 3 млн – креолы, 700–800 тыс. – негры, доставленные сюда из Африки, 5,3 млн – метисы и мулаты и только 200 тысяч – испанцы из метрополии. Их трех миллионов населения португальской Бразилии половину составляли негры.

Страны Латинской Америки принято включать в состав слаборазвитых или «развивающихся» стран (не очень удачное название, потому что развиваются все страны, в том числе и индустриальные).

Показателем «слаборазвитости» обычно служит преобладание сельского хозяйства в экономике страны. В 1900 г. вклад сельского хозяйства в ВВП Латинской Америки составлял 20 %, промышленности – 11,7 %. Но в 2000 г. сельское хозяйство обеспечило только 4,5 % ВВП, промышленность – 18 %. За XX столетие мировое промышленное производство выросло в 26,5 раза, а промышленность Латинской Америки увеличила производство в 60,5 раза. Впрочем, высокие темпы роста промышленности характерны вообще для развивающихся стран. За столетие промышленность этих стран увеличила производство в 63,7 раза. Эти высокие темпы объясняются очень низким начальным уровнем.

Высокий удельный вес промышленности в хозяйстве Латинской Америки можно было бы объяснить преобладанием сырьевой, горнодобывающей промышленности. Но в 2000 г. 80 % промышленной продукции приходилось не на добывающую, а на обрабатывающую промышленность [6, с. 545–603].

Таким образом, за двадцатое столетие страны Латинской Америки сделали значительный шаг вперед в промышленном развитии, поэтому передовые страны региона уже принято включать в число индустриальных.

8.1. Латифундии

Освободительные революции начала XIX в. совершались не индейцами, не крестьянами, а крупными землевладельцами – креолами, выходцами из Европы, для которых Латинская Америка была уже родиной, поэтому эти революции лишь укрепили систему крупного землевладения, систему латифундий.

До аграрных реформ в Латинской Америке 8 % крупных земельных собственников имели 85 % сельскохозяйственных угодий, а на долю 76 % мелких хозяйств приходилось 4 % угодий. Хозяйства среднего размера в Латинской Америке крайне малочисленны, что усиливает контраст между огромными владениями латифундистов и мелкими владениями крестьян, достаточными лишь для натурального, «потребительского» хозяйства. Такое распределение земли было характерно для всех стран региона. В Бразилии на долю 0,8 % крупнейших хозяйств размером более тысячи га приходилось 42,6 % земли, а 52 % владельцев участков менее 10 га довольствовались 2,8 % сельскохозяйственных угодий. В Аргентине 5,4 % хозяйств размером свыше 1000 га занимали 75 % земли, в Чили 0,7 % сельских хозяев имели 56 % земли, в Мексике -2,1 % хозяев – 58 % земли.

Эти крупные земельные владения – асьенды, фазенды, эстансии – в большинстве случаев были действительно латифундиями, т. е. обширными владениями, часть земли в которых не использовалась, а часть использовалась с применением полуфеодальных методов. В 60-х гг. XX в. в латифундиях обрабатывалась только шестая часть земли, а в целом по региону использовалось в сельском хозяйстве только 10 % земли [3, с. 49]. Латифундии, как правило, приносили в 10–20 раз меньше дохода, чем могли бы приносить при рациональном ведении хозяйства

Используемая земля обычно сдавалась в аренду мелкими участками. Арендаторами были 80 % бразильских крестьян, 86 % перуанских, 75 % чилийских, 70 % колумбийских. Такое широкое распространение аренды было прямым следствием неравномерности распределения земли, острого крестьянского малоземелья.

Но не всех крупных землевладельцев можно отнести к числу латифундистов. Ведь Латинская Америка поставляла на мировой рынок кофе, бананы, тростниковый сахар, индиго, а крестьянские хозяйства были слишком малы, чтобы на их базе создавать кофейные плантации. Такие плантации создавались на земле крупных владельцев. В крестьянских хозяйствах производилось в основном продовольствие для местного потребления, а плантации экспортных культур были в крупных владениях. К концу 70-х гг. XX в. товарно-капиталистический сектор в хозяйстве Латинской Америки давал 50 % продукции, охватывал 30 % сельскохозяйственных площадей и занимал 20 % рабочей силы. Это был, в сущности, вариант «прусского пути» развития капитализма в сельском хозяйстве.

Но и в таком хозяйстве использовались полуфеодальные методы. Вместо заработной платы рабочим плантации выделялись маленькие участки земли для натурального хозяйства, и эта форма смыкалась с арендой земли, только арендная плата взималась трудом на плантациях. Широко использовался и пеонаж – долговое рабство. Даже в середине XX столетия владельцы имений через полицию разыскивали и возвращали в свое хозяйство беглых пеонов.

Крестьянское малоземелье, а, следовательно, и потребность в аренде земли, усиливала высокая рождаемость. Если численность населения Земли за XX в. выросла в 4 раза, то численность населения Латинской Америки – в 8 раз.

Сложившаяся система земельных отношений тормозила развитие техники сельского хозяйства. Латифундист не имел стимула внедрять новую технику: огромные владения обеспечивали ему достаточный доход. Он обычно жил в городе, а не в своих владениях, а имение для него служило лишь источником дохода. Он относился к хозяйству, как феодал, живущий за счет ренты. Крестьянские хозяйства были слишком малы для внедрения новой техники, а крестьянин-арендатор был в этом и не заинтересован: по окончании срока аренды все усовершенствования оставались у владельца земли.

Работник, занятый в сельском хозяйстве региона, производил продукции в 14 раз меньше, чем в США или Канаде. А