Шрифт:
Закладка:
— Это возмутительно!
— Миссис Гогарти, сядьте, прошу вас. Все будет хорошо. Давай обсудим это спокойно.
— И сколько же мне торчать в этой комнате одной?
— Вы не одна. С вами Эмма Джеймсон…
— Вы шутите, да?
— Это временное ограничение, всего на несколько дней.
— Может, мне всего-то несколько дней и осталось.
— Вы чуть не ударили женщину книгой, — напоминает миссис Слэттери.
— В мягкой обложке.
— Уже поздно. Давайте поговорим об этом завтра, хорошо? К тому времени вы выспитесь, и все предстанет в другом свете, правда ведь? — Миссис Слэттери хлопает в ладоши. — Есть еще какие-нибудь вопросы перед тем, как вы пойдете отдыхать?
— Есть, — говорит Милли. — Когда я вернусь домой?
Миссис Слэттери — седовласая женщина еще вполне ясного ума, хотя ее дрожащие пальцы свидетельствуют о ранней болезни Паркинсона, женщина, которая, кажется, сама уже недалека от того, чтобы поселиться здесь доживать свой век, вздыхает и смотрит на Милли словно бы оценивающе.
— Я буду с вами совершенно откровенна. Я восхищаюсь вашей энергией. Силой вашего духа. Правда.
По-моему, вы замечательный человек. Вы напоминаете мне мою тетю Маргарет, она тоже была… крепким орешком. Вы молодец, что не сдаетесь. И все же нужно смотреть правде в глаза. Нельзя прятать голову в песок, миссис Гогарти. Это ни от чего не спасает. А правда в том, что… с возрастом мы все сталкиваемся с некоторыми… физическими ограничениями, травмами, болезнями — что делать, такова реальность. Вот почему вы здесь — мы должны помочь вам снова встать на ноги.
32
Воскресным утром, в тот час, когда все его соотечественники или отправляются к мессе, или еще спят, Кевин стоит перед дверью чужого дома. На окнах кружевные занавески, внутрь никак не заглянуть. В его собственном доме, в десяти минутах ходьбы отсюда, сейчас, должно быть, сонное царство, хотя откуда ему знать наверняка — его же выставили оттуда, выгнали без всяких церемоний, без пощады и слез. Грейс просто велела ему проваливать. Она сказала, что не хотела торопиться и обдумывала решение несколько дней, надеялась, что сможет смириться с его предательством. Но на представлении «Волшебника из страны Оз», когда ее взгляд упал на него, сидящего рядом с детьми, она поняла, что ей больше всего хочется ударить его по роже. И с тех пор это желание не пропало. Все это было изложено ровным, спокойным, безучастным тоном — так обращаются к кассиру в банке, когда хотят снять мелкую сумму. Он же, напротив, был само обнаженное сердце. Мгновенно запаниковал. Пытался объяснить, успокоить, вымолить прощение.
— На самом деле ничего даже не было! Клянусь! — лепетал он. — Один-два поцелуя, и они даже не привели к… сношению. Я люблю тебя. Не делай этого.
Этот разговор — пугающе спокойный с одной стороны и запальчивый с другой — состоялся по инициативе Грейс в дальнем конце сада, чтобы не слышали дети. Только услышав про «сношение», Грейс наконец проявила какие-то эмоции и пронзила мужа испепеляющим взглядом: кажется, именно это слово показалось ей особенно отвратительным. Ее всегда злило его пристрастие к замысловатым выражениям в серьезные моменты, дурацкая привычка выпендриваться именно тогда, когда лучше бы обойтись простыми словами. После этого Грейс уже не дала ему сказать ни слова — дошло до того, что даже заткнула уши, закрыла глаза и только повторяла: «Нет, нет, нет». Потом она стала излагать свои условия и практические соображения на ближайшее время — что-то о второй машине, о банковской карте, но Кевин услышал только одно: он не должен пока ни разговаривать, ни видеться с детьми. Ей нужно время подумать.
— Ты что, серьезно? А кто же будет ими заниматься?
— Я что-нибудь придумаю.
— Ты собираешься нанять кого-то возить их в школу и кормить? Это же смешно. Я могу спать внизу, пока Все это не… пока мы со всем не разберемся. Им же нужно…
— Уходи. Я не могу тебя видеть.
Он понял, что вот-вот заплачет, чего с ним не бывало со дня свадьбы. Но тогда это были слезы радости: Когда они шли по проходу в церкви, уже муж и жена, и все гости еще стояли вокруг, она повернулась к нему и сказала:
— Дело сделано.
— Сделано.
— Значит, отступать поздно?
Он связал свою жизнь с этой женщиной.
Но в тот вечер в саду Грейс, вся дрожа в тонком кардигане, повернулась к нему спиной и зашагала к дому. — Но, Грейс, ведь ты их наказываешь за то, что я…
— Her, — ответила она, остановившись и обернувшись к нему. — Я наказываю тебе.
Позже, когда он вышел из дома, хрустя гравием на дорожке, с собранной на скорую руку сумкой, дети уже спали. Но, обернувшись, чтобы в последний раз взглянуть на свой дом, он заметил в окне спальни на втором этаже своего маленького любимца, Кирана. Кевин замер. Неужели сын как-то почувстовал, что отец отправляется в ссылку? Киран весело помахал ему рукой — значит, еще не подозревает о том, что произошло. Это было как удар под ложечку. Кевин заставил себя улыбнуться и, помахав в ответ, завел мотор и тронулся. Казалось, что, если вот так ехать и ехать, можно убежать от самого себя.
Толком не думая ни о чем, уже в пути он понял, что едет к дому своего детства. Там, по крайней мере, пусто, а ему нужно побыть одному. Решение отправить мать в «Россдейл» стоило ему немало крови, но, безусловно, было правильным. Там она в безопасности, там о ней заботятся. Подъехав к Маргиту (сплошь унылый, серый, мокрый камень), он увидел, что строительные работы у соседей идут полным ходом: возле огромной ямы стояли два фургона и грузовик-экскаватор, а это означало, что на покой рассчитывать не приходится. К тому же и кухню мама чуть не взорвала. Пригодно ли теперь это место для жилья? Ни чай заварить, ни пиццу разогреть, да и запас вина, скорее всего, на нуле. Нет, покоя здесь не будет. Так и не вставив ключ в замок входной двери, Кевин вернулся к своей машине.
Мик, всегда такой понимающий, в этот раз рассмеялся, скотина, когда Кевин позвонил и спросил, нельзя ли пока у него перекантоваться. Признался, что его выставили из дому, но всю грязь (во всяком случае, большую ее часть) предпочел не вываливать.
