— Не припомню. Впрочем, много лет прошло... Хотя, думаю, если бы были какие-то явные, я бы запомнила.

— Впредь, Елизавета Ионафановна, отвечайте и этот вопрос тоже с точностью до наоборот! Придумайте, пожалуйста, какую-нибудь примету, которую сложно подделать. След какой-нибудь травмы, болезни... К примеру... Пусть будет рябой!

— Но тогда все подумают, что я плохо смотрела за ребёнком! — Возмутилась англичанка.

— О, нет! Не подумают! Уверяю вас: головы всех лиц, заинтересованных в этом деле, будут в тот момент заняты совершенно другими вопросами!

— Значит, Серж хочет, чтобы я лжесвидетельствовала... — растерянно проговорила старуха, которую, видимо, уже нередко посещали мысли о душе и загробном мире.

— Просто маленькая хитрость ради безопасности России! — Сказал министр. — Господь знает, что вы с добрым умыслом! Так мы сможем отвернуть народ от самозванца и предотвратить в стране мятеж!

— О! Мятеж! — Повторила мисс Моррисон, отпив из чашки с изображением бравых сипаев на фоне бескрайних маковых полей. — Мятеж, это, конечно, очень дурно!

***

От старой царской няньки министр вышел в целом удовлетворённым. Кажется, она слишком сильно протестовала против, скажем так, немного искажённого изображения Михаила. Маразмом мисс Моррисон вроде ещё не страдает, так что, пожалуй, действительно сделает то, что от неё требуется. Ну а свидетельству той, что купала и пеленала самого великого князя, всяким Коржовым их приятелям-нигилистам противопоставить будет нечего. Низкий рост, чёрные волосы — и баста!

У Аничкова дворца Николая Львовича в этот раз ждала не какая-нибудь старомодная карета, а долгожданный бронепаромобиль. Хотелось бы, конечно, чтоб какой-нибудь Билибин расписал его сценами из древнерусской жизни, но это сделало бы выезд министра слишком приметным. Так что решили просто выкрасить машину в чёрный цвет и намалевать снаружи надпись: «Перевозка оспенных больных». Было ясно, что, хотя броня и хороша, от покушений энэмов стопроцентной защиты она не даст. А вот надпись про оспу наверняка заставит злоумышленников и просто зевак держаться подальше от экипажа... Кстати, именно эта надпись и навела Николая Львович на мысль изобразить Михаила рябым – уж больно она ему нравилась, так в голове и крутилась!

Ребёнка министр уже тоже сменил. С тем, маленьким, было уж слишком много мороки! Пришлось не продлевать срок его аренды, вернуть матери, а вместо этого взять нового, десятилетнего, которого по закону уже можно было оформить на работу как прислугу. Он хотя бы сидел тихо, пялился в окно (не будут же энэмы кидать бомбу в больного оспой ребёнка!) и мог быть использован для разных мелких поручений.

Ехать до квартиры на Фонтанке было близко, но и эти несколько минут Николай Львович не преминул использовать для дела — посмотреть папку с докладами, ожидавшую его в броневике.

Так, что тут?.. Закрыли газету... Закрыли журнал... Опечатана типография... Изъят шрифт... Редактор сослан... Наконец-то, заработали ребятки! Так, а тут что?..

«Помещица Курской губернии Семикопытова позвала к себе на именины нескольких земских учителей, работающих при учреждениях разных уездов. Предоставить список находившихся на сходке уряднику отказалась».

Возмутительно! Что ещё за политические сборища?! Совсем у проклятой интеллигенции совесть отшибло в преддверии выставки, что ли?! Неужели не знают, что земцам из разных учреждений строго-настрого запрещено собираться вместе?!

«Выявить и выслать», — коротко написал резолюцию Николай Львович и взялся за следующую бумагу.

«Гимназистка Матюшина пожаловалась на то, что в прошлом месяце студент Дормидонтов пригласил её на подозрительное сборище, имеющее место в меблированных комнатах на Лиговском проспекте. Присутствующие на сборище субъекты сначала читали стихи непристойного содержания, называя это «символизмом», а потом принялись вызывать духов разных известных умерших. Дух великого князя Михаила Александрович им не явился, причём это было истолковано в том смысле, что он жив. После участия в сборище Матюшина сделалась беременной».

Ну и молодёжь нынче пошла! Куда мир катится?! Был бы жив Государь Император Николай Павлович, так живо заставил бы этого Дормидонтова жениться! А потом бы в солдаты забрил. Хотя может в обратном порядке... Теперь-то не то уж...

«Сборище разогнать, участников допросить. До лекций в университетах не допускать вплоть до окончания расследования».

«На Пятой Рождественской улице улице снял квартиру некто назвавшийся мещанином Порфирием Ильичом Гогиным и похожий на сбежавшего Нечаева. Соседи сообщают, что там регулярно проходят собрания подозрительной публики, в том числе, курящих дам, девиц в штанах и субъектов, которые носят под студенческим мундиром крестьянскую поддёвку. Слышали, как из квартиры доносились слова «бомба» и «республика»».

Ну, это без проблем! Свои ребята.

Николай Львович отложил этот листок и взялся за следующий.

«Ольга Саввишна Коржова благополучно скончалась в Александровской больнице для бедных. Поймать её сына пока что не удаётся».

Благополучно скончалась, это, конечно, хорошо. Жаль только, что так долго провозились с этим делом. Лучше было бы, если бы болтливая похитительница царских детей отдала Богу душу гораздо раньше: до того, как успела пойти на поправку и несколько раз пообщаться с родными! До чего же медленная и неповоротливая эта государственная машина! И что за проблема поймать Михаила, если он действительно находится в Петербурге?! Вот ведь, набрали на службу болванов, теперь разбирайся!..

***

Больше никаких докладов прочитать Николай Львович не успел, потому что приехал домой.

– Ты грамотный? – спросил он у мальчишки для поездок.

– Нет, барин.

– Ну и прекрасно. Теперь ступай на почту, да спроси, нет ли там писем для корреспондента под псевдонимом «Одинокий романтик пятнадцатый».

– Под чем, барин?

– Тьфу ты! Для одинокого романтика пятнадцатого спроси писем нет ли! А коли есть, то неси мне сюда! Ну, ступай!

Мальчишка насмешливо поглядел на министра, но ничего не сказал. Псевдоним, который тот избрал был, конечно, довольно нелепым и типичным названием человека, подающим объявление в «Брачную газету». Но именно затем он и был выбран – чтоб не вызвать подозрений. Слово «пятнадцатый» было добавлено во избежание путаницы с прочими искателями невест, тоже живущими в Петербурге и предпочитающими получать письма «до востребования».

Покуда мальчишка бегал на почту, Николай Львович зашёл в квартиру, спросил прислугу насчёт Зиночки и Софьи. Их дома не было: с самого утра велосипедировали. Это ж надо, как их увлекло! Ну и прекрасно. За обедом не придётся лишний раз смотреть на постную физиономию сестры и выслушивать глупую болтовню дочери.

Министр уселся за стол и велел накрывать. Пока Санька раскачивал самовар, наливал консоме эстрагон и оправдывался, почему соус сюпрем к бекасам всё ещё не готов, пришёл мальчик с письмом.