Всё верно. Меня не выпускали. И я знал о внешнем мире лишь по крохам, которые давала образовательная программа. Голая теория без практики. И я этого никогда не скрывал.

Значит, мне всё же двенадцать здесь. Толяна забрал отец сразу после Нового года. Нашёл и забрал. Ходил даже слух о том, что он оказался сыном какого-то резко разбогатевшего дельца. Многие после этого начали мечтать о подобном. Чтобы, типа, нас нашли и забрали. Через пару лет поумнели. Мда.

— А как ты на ярмарках тусил с шести, Толька? Твоим же тоже было на тебя плевать. Вот и он мог.

— Дура. «Плевать» и «Не выпускала», разницы не чувствуешь? Я шлялся по всей башне и парочке близлежащих, потому что моим предкам было всё равно, сдохну я или нет. А он с девяти лет в капсуле торчал безвылазно. Пошли, Шот, покажу тебе, какой яркой может быть жизнь в реале.

О нет, только не ярмарка. Мой новенький кошмар оказался просто воспоминанием⁈ Ладно, делать нечего, иду за Толяном. Воспоминание есть воспоминание, его невозможно изменить, только прожить заново.

— Только у меня денег нет, — тонким, полным волнения голосом ответил я Толяну.

— Ха, понятно, что «нет». Ты же только пришёл. Не бойся, там нет платы за вход. Да и вообще, мы не покупать туда идём, а смотреть.

Да, это было именно так, как я уже видел в кошмаре. Толпа людей вокруг Новогодней ёлки, выкрики торговцев, музыка из мощных динамиков. И Толян, который постоянно был сзади меня.

— Вон, давай туда, к самой ёлке. Красиво, правда?

— Да, очень! — с восторгом выдохнул я, запрокинув голову вверх и рассматривая искусственную красавицу, украшенную светящимися гирляндами и игрушками.

— Наверное, ты впервые видишь так много людей, да? — спросил Толян, стоя за моей спиной.

— Нет, я уже видел праздничные площади. В учебных программах, — ответил я, не отводя взгляда от ёлки.

— А, ну да. Но это совсем не то. Ощущения же сильно отличаются.

— Ну как бы… — неуверенно ответил я.

Ха, то есть тогда у меня не было не только экстрим-режима, но и страха толпы, да? Я был социофобом не из-за матери и детства без друзей. Я стал им потом, так? И когда? Неужели…

О, началось. Крики на заднем фоне, перекрывающие музыку. Странно, что в кошмаре я не слышал эту музыку. Хотя да, кошмар — не воспоминание. Детали сильно отличаются.

— Шот, надо уходить, — обеспокоенно говорит Толян.

— Я не хочу. Здесь так красиво, — мечтательно сказал я.

— Там какая-то драка, Шот, надо уходить.

— Патруль разберётся, Толян.

Какой же я наивный дурачок! Есть вещи, с которыми даже СЧС не справится, не то, что патруль СБС. Хотя да, мне ведь всего двенадцать. А люди уже разбегаются, судя по звукам за моей спиной.

— Твою душу, Шот, говорил же! — шипит мне на ухо Толян, которого толпа придавила ко мне.

Да-да, говорил. И был прав. А я — малолетний кретин, который впервые испугался до полного ступора.

— Прикрывай голову, когда упадёшь, понял⁈ — орёт мне в ухо Толян, а я даже рот раскрыть не могу.

Боль. Страх. Ужас. Паника. Удивительно это всё чувствовать в таких пиковых значениях. Даже сильнее, чем было в кошмаре. Терпи, Лёха, терпи. А ведь одно время я считал свой экстрим-режим сродни проклятью. Думал, что без него лучше. Дурак. Испытывать вот такое в экстремальных ситуациях каждый раз⁈ Да ну не, ни за что. Я же даже думать не могу!

* * *

Наконец-то толпа схлынула. Осмотреться, это я правильно делаю. Ну да, погром классический, куча таких же жертв паники толпы, как и я. Кого я ищу? Толяна? Наверное. О, вон он, в трёх метрах от меня лежит. Рука неестественно вывернута, нога с открытым переломом, крови много потерял. Короче, всё плохо. О, а вот и антисинты. Толян, дурак, лежи и не шевелись! Я, идиот, сел, так мне так и надо, тебя должен был слушать. Нет, нет, нет! Эти твари заметили, что Толян пытается приподняться. Самодельная бита с шипами впечатывается в висок подростка. И ко мне приходит осознание того, что после такого не выживают.

А вместе с ним приходит и мой экстрим-режим. Боль притупляется, сознание проясняется, я спокойно смотрю на упавшего на пол Толяна с проломленным черепом, на лужу крови, которая собирается вокруг его головы, на остекленевший взгляд мёртвых глаз. Понятно, почему я этого не помнил. Для детской психики это слишком. Если бы не особенности моего генокода, я бы уже бился в истерике, отрицая очевидное и пытаясь дозваться Толяна. А, может быть, грохнулся в обморок. Двенадцатилетний малец, чего вы хотите?

— Ха… щенок потерявшийся! Где та сучка, что понесла от случайного кобеля этого задохлика отмороженного, а?

— Зачем? — тонким, детским голоском спрашиваю у того, кто заговорил со мной.

Диалог из кошмара повторился один-в-один. Я действительно спросил его о мотивах происходящего. Ой дурак… Ладно, все мы учимся лишь на своих ошибках.

— Потому что можем и хотим, — ответил мне придурок с битой в руке.

И да. И ударил меня не главарь, как было в кошмаре, а тот, с шипастой дубиной, убийца Толяна. Тоже в висок метил, но я успел прикрыться рукой. Наверное, поэтому и выжил. Мда.

Теперь понятно, откуда появился мой страх толпы. Логично, что после такого экстрим-режим проснулся. Естественно, что я забыл о смерти Толяна. Да и вообще о посещении Новогодней ярмарки как таковой. Странно, что я вообще выжил после подобного. Видимо, повезло.

А темнота вокруг вновь посерела, затем и вовсе исчезла, превратившись в интерьер моей комнаты. Всё? А как же обещания снять все-все блоки с моей памяти? Уверен, там есть куча моментов, которые я не помню из-за таких же травм. Психика наша так устроена. Забывает всё то, что приносит боль быстрее, чем то, что доставляет радость. И не даёт вспомнить то, что травмировало однажды. Ну, чтобы вновь не испытывать ту же боль, как я испытал сейчас. Сначала с матерью, теперь вот, с Толяном.

— Да, пока всё, — сказал Ренсис, убирая мохнатую лапу с моего лба. — Мелочёвку и сам взломаешь, если захочешь.

Мелочёвку. Как он интересно сказал. Хотя да, по сравнению с этой травмой, остальное действительно мелочёвка. Даже последний разговор с матерью я более-менее помнил. Ну