Более того, я свободно перемещался по ней, а не висел, к примеру, прикованный к вбитым в стену скобам. Наша сделка с Ебором оправдывала себя в полной мере. В ответ на хорошее поведение ко мне относились по-человечески. Нормальная еда, как и раньше, доставляемая амбалом-охранником три раза в день, чистая постель, постоянный доступ к воде, свежий воздух и замечательный вид из окна, на котором в этот раз даже отсутствовала решётка.

Но дело здесь не в том, что Ебор настолько мне доверяет, что полностью расслабился. Флигель немного выпирает вперёд, на подобие балкона, что не даёт перебраться с него, ни на крышу, ни на нижний этаж. К тому же мой провожатый верит в свой дар и в моё нежелание умирать.

Выпрыгивать в окно — это верная смерть с его точки зрения. Я мог бы поспорить, но смысла не вижу. Дом стоит на краю горной расщелины, по которой к озеру стекает одна из местных речушек. Под моим окном пропасть глубиной двадцать метров. Внизу скачет по камням мелководный поток, а противоположный склон, хоть и не отвесный, но тоже крутой. К тому же до него не допрыгнуть. Точнее, не допрыгнуть до его верхнего края. В общем, сбежать через окно крайне сложно.

Да и смысл? Даже имей я такое желание, удрать от Ебора, связавшего нас своей магией, практически невозможно. Одарённый мало того, что мгновенно узнает о моём побеге, где бы он не находился в этот момент, и точно определит направление, в котором меня нужно искать, так ещё и тотчас обездвижит меня. В одиночку такое не провернуть. Путы «сцепки» надёжнее любых кандалов.

Тем не менее, браслеты-душилки на моих руках снова сцеплены вместе. И для меня это — единственный элемент дискомфорта. За месяц, проведённый во флигеле, я привык кандалам и не обращал на стеснённость движений внимания. Целыми днями сижу у открытого окна и любуюсь видом на утопающий в зелени городок, раскинувшийся внизу. Мне не чуждо прекрасное. Ткать элементы силового каркаса из высасываемых из округи крох протоэнергии — а больше здесь заниматься мне нечем — приятнее, наслаждаясь прекрасным видом и дыша свежим воздухом.

Сугубо промышленный полис в силу особенностей ландшафта гористого лоскута сумел сохранить часть своей территории в первозданно-девственном виде. Верхний город, расположившийся в окружённой отрогами главного пика долине, служил местом проживания для здешних элит, и потому шум, дым, грязь и все прочие спутники низкотехнологичного производства в нём напрочь отсутствовали. Хвойный лес, хрустально чистое озеро, бурливые речушки с порогами и водопадами, вымощенные плиткой дороги и тротуары, каменные добротные дома, в большинстве своём не лишённые архитектурных изысков. Не удивительно, что Ебор предпочёл этот полис другим.

Я с большой долей уверенности предполагал, что мой провожатый каждый день, кроме самых дождливых, устраивает затяжные прогулки по живописным окрестностям. Пару раз я замечал его вдалеке неспешно идущем куда-то. Дом, в котором мы жили, стоял на отшибе. К центру города нужно было идти через мост, переброшенный через расщелину в трёхстах метрах отсюда, а за нашими дверьми начинался сосновый лес, отличавшийся полным отсутствием зверей опаснее енота и белки. Сами звёзды велели гулять по такому.

Впрочем, по обществу Ебора я не скучал, как и по любому общению, и мои конвоиры разделяли со мной эти чувства всецело. За прошедший месяц я не видел никого, кроме здоровяка, приносившего мне еду. А ведь в доме, который, как я понял, принадлежал де-факто Порогу и только де-юре приютившему нас хозяину из местных, кроме меня проживало целых шесть человек.

Помимо пришедших со мной, ещё трое мужчин, двое из которых выполняли роль слуг при владельце недвижимости, были замечены мной в первый день. Никому я не нужен. И хорошо. Тишина и покой — идеальная пара, когда речь идёт про длительное ожидание чего-либо. Выход на Твердь может появиться нескоро, а, так как на это я повлиять не могу, смысла переживать о бесцельно потраченном времени нет. Размышляю о разном и занимаюсь узлами каркаса.

Единственное, что не даёт воспринимать моё нахождение здесь, как полноценный отдых — присутствие на лоскуте гахара. Я знаю, что он ищет меня. Разбросанный по горам и холмам полис велик, ложный след увёл моего врага не в ту сторону, дом находится в тихом укромном месте, моя комната расположена высоко, и гахару при всём желании меня не почувствовать, просто проходя мимо, но вероятность того, что враг отыщет меня, хоть и крайне мала, но присутствует. И потому мне нельзя расслабляться. В своём нынешнем положении я беспомощен. Если гахар найдёт меня, я не справлюсь с ним.

* * *

Этот день ничем не отличался от предшествовавших ему тридцати восьми, проведённых мной в заточении, но лишь до обеда, когда этот самый обед не явился ко мне на подносе в привычное время. Пунктуальность в этом вопросе была непреложным фактом, так что я моментально насторожился. Перемены имели значение. Какое? Ответа на этот вопрос я не знал, но сразу же предположил худшее.

Гахар всё же нашёл меня! Он в доме, люди Ебора мертвы, а мой конвоир, как обычно, где-то шатается. Что я могу предпринять? Шуметь, колотить в дверь ногами не стоит. Если я прав, этим я только дам гахару понять, что знаю о нём. У меня нет оружия. В пустой комнате за таковое можно принять только стул. От глиняного кувшина и то больше пользы. Тяжёлый. Если попасть таким в голову, эффект будет. Как минимум оглушу и дезориентирую.

Но главную ставку на этот план делать глупо. Уж очень сомнительный. В наручниках мои шансы победить гахара в прямом столкновении ничтожны. Это не местный боец. Подготовка у ловчих на очень высоком уровне. В долях же, он вряд ли мне уступает в разы. Плюс, противник весьма вероятно имеет дары или дар. Драться глупо. Спасение в бегстве.

Всё! За дверью шаги. И это шаги не охранника. Крадущиеся, едва различимые. Я был прав!

Если сильно оттолкнуться, то с подоконника можно допрыгнуть до противоположного склона расщелины, пусть и ближе к его нижней части. Да, удар будет сильным. Скорее всего я переломаю себе руки и ноги, но высокая крепь даст шанс выжить. Я знаю, как правильно падать, чтобы сберечь позвоночник и голову. Лучше позволить Ебору узнать, что я не могу использовать дар, если тот позже решит дать мне себя излечить, чем погибнуть.

Гахар вряд ли последует за