только в тот злосчастный день мы остались дома… Могли сходить в парк, покататься на карусели, посидеть в кафешке. Сначала так и собирались и лишь в последний момент передумали. Котёнок…

— Папа, холодно.

Ну, конечно, тебя нужно согреть.

Я обхватил её личико… За переполнявшей глазки влагой висела чернота.

— Девочка моя…

— Папа, ты только не бойся. Я всё равно люблю тебя. И ты меня люби, хорошо? Как раньше.

Слёзы катились по щекам ручейками, но чернота не исчезала. Господи! Господи!

Мне до сих пор не приходила в голову мысль, почему к моей дочери столько внимания? Обычный ребёнок, шесть лет. Почему не отправить её под станок вместе с родителями? Что в ней такого?

Теперь понял. Она двуликая. Это с ней общалась Алиса, и это её я чувствовал, когда приблизился к бараку. Что же… Значит, Данара, как и я, проводник. Но зачем тогда её превратили в нюхачку?

Я посмотрел на дверь, за ней наверняка должны быть какие-то ответы, вряд ли все, но хоть сколько-то. Хоть какие-то! Я должен найти их, иначе сойду с ума.

— Доченька, иди к машине, — я слегка подтолкнул Киру. — Иди, милая. А я посмотрю, что там внутри и вернусь.

— Не ходи, папа, не оставляй меня.

— Я не оставлю тебя, правда. А в машине тебя ждёт Алиса. Ты же знаешь, кто она, так?

— Так.

— Молодец, иди к ней.

Словно заворожённый я открыл дверь. Первое, что увидел за порогом, труп охранника. Нет, это не был язычник или багет, тварями здесь и не пахло. Кругом чистота, порядок, офисная мебель. Лишь на стене брызги крови. Дальше фойе. На полу вода и осколки разбитого аквариума. Рыбки ещё бьют хвостами и в отчаянье хватают ртом воздух. На диване второй труп, возле кулера третий. Кровь уже не только на стенах, но и на потолке. Такое впечатление, что их порвал дикий зверь. Раны глубокие и длинные, как от когтей, и выражение лиц как будто увидели нечто страшное.

На лестнице головой вниз лежала женщина. Глаза выпучены в ужасе, горло разворочено. С верхней площадки на лоб ей капала кровь. За последние месяцы я привык к подобным зрелищам, но это уже чересчур, поэтому подниматься и смотреть, что там на втором этаже не стал. Ответы, как бы я ни хотел их получить, не стоят подобных откровений. Да и бессмысленно. Живых я не чувствовал, спрашивать не с кого. Если теперь кто и ответит…

— Дон.

Голос Алисы заставил меня вздрогнуть. Я медленно развернулся. Алиса пришла не одна, что, впрочем, не удивительно. За руку её держала Кира. Глазки не были чёрными, да и слёзы больше не текли. Она сдвинула бровки и сказала, как будто оправдывалась за съеденную без разрешения конфету:

— Папа, я не хотела. Я хотела уйти, а они не пускали.

Я почему-то не удивился и проговорил, констатируя:

— Значит, это сделала ты.

— Прости.

За что «прости»? За то, что злой гений по имени Тавроди разбудил в ней скрытые способности? Ну уж нет, за подобное глупо просить прощение. Она поступила так, как подсказали ей Природа и Алиса, в которой Тавроди тоже когда-то разбудил скрытые способности.

Я беззвучно засмеялся. Твою мать… Во имя Великого Невидимого… Тот ужас из катакомб — это был не ревун. Не он похлопал меня по плечу, и не он порвал в клочья зайцев, и уж точно не он пугал нас возле танка. Я подумал на Коптича, но нет — нет никаких ревунов и никогда не было. Это двуликие. Не знаю сколько их существует, возможно, всего-то двое, и оба сейчас стоят передо мной… Не представляю, как они перевоплощаются, но факт на лицо. Олово знал на что способна Алиса, потому и отпустил нас. И Мёрзлый знал тоже. И Гук. И Коптич. Недаром отпечатки его костыля нашли на месте заячьего побоища. Он всегда был под контролем Алисы, никуда не сбегал и всегда находился рядом, и вела она меня на свалку специально, знала, что там можно укрыться. Вот только Коптич решил воспользоваться уничтожением группы Мёрзлого и пойти собственной дорогой, потому и пытался убить меня, а когда не получилось, вернулся к Алисе.

Как же у них всё не по-человечески. Неужели нельзя было сразу сказать, объяснить и идти к цели вместе? К чему эти игры?

— Дон, я всё объясню.

— В другой раз. Сейчас я хочу послушать тётушку Фаю. Где она?

— Пойдём.

Я подхватил Киру на руки. Кем бы она не была — она моя дочь. Маленькая, глупенькая, ей нужен советчик, и уж я смогу объяснить, как правильно вести себя в жизни, и что убийство — это не единственный способ решения насущных проблем.

На улице нас ждал Коптич. Он указал на микроавтобус.

— Желатин сказал, что на нём уходить проще. Мы пересели, взяли только тётку, остальным я сказал, что шишига заминирована. Пусть покукуют, пока мы не отъедем подальше, — он повернулся ко мне. — Оружие я тоже забрал, мало ли, пригодится.

В салоне было шесть мест, вполне достаточно, чтобы не чувствовать себя стеснённым. Коптич сел к Желатину. Если возникнет необходимость договориться с гаишниками или ещё с кем-то, так будет проще. Фаину пристегнули наручниками к поручню. Когда мы вошли в салон, она сразу поняла, что произошло в бараке, и зашипела на Киру:

— Маленькая фурия!

Я с размаху влепил ей по губам и сказал дочери:

— Видишь, котёнок, совсем не обязательно убивать, чтобы заставить кого-то замолчать или уйти с твоей дороги. Понимаешь?

— Да, папа. Мне очень холодно.

— Сейчас станет теплее.

Мы разместились на заднем сиденье. Желатин завёл двигатель, в салон потёк горячий воздух. Алиса села напротив вместе с Хрюшей. Айтишник погрузился в мир интернета и на нас внимания не обращал.

Я ткнул в Фаину пальцем:

— Рассказывай. Рассказывай с самого начала, и так, чтоб я поверил. Иначе, клянусь, превращу твои мозги в пепел.

Чтобы смысл сказанных слов дошёл до неё в полном объёме, поднапрягся и послал образ тлеющих углей. Она мгновенно вспотела и закивала:

— Поняла, поняла. Не надо, — взяла паузу секунд на двадцать и заговорила с визгливой злостью. — Твоя жена… Безмозглая сука твоя жена! Ей внушали: не сопротивляйся, зла тебе не желают, обидеть не хотят. Всё будет хорошо! Проводник — это дар божий, это для людей, для неё самой, а она… И