Но тело не слушалось. Я не могла подняться. Приятные прострелы в мышцах лишали сил, жажда не отступала, стискивала грудную клетку и возбуждала два сердца.

Они будто перекликались, и я не могла сопротивляться, не могла их угомонить.

Это для меня слишком.

Руки вялыми плетьми метались по кровати, но лишь запутывали меня сильнее.

Я с трудом перевернулась на спину и, запрокинув голову, сжала пальцами тонкую ткань. Боролась с накатывающей жаждой до последнего, гнала ее, сопротивлялась, но она, будто змея, набрасывалась и теребила чувствительные точки. Губы, грудь, низ живота… еще ниже, грубее, глубже.

Сладким ужом закручиваясь постепенно, сковывая по рукам и ногам, она в который раз проникла в меня и вытряхнула изо рта томный вскрик.

Я подкинулась на постели.

Задышала рвано, нарушая тишину замка.

Снова этот бесстыдный сон…

Судорожно проверила все ли со мной в порядке. Я ведь видела гадость, что напала на мои руки в лазарете, но сейчас пальцы были чистыми и теплыми.

Рубашка немного увлажнилась и между ног все еще стягивало от выхваченного у сна удовольствия, но ничего нового. Я оказалась в своей комнате, в окно привычно заглядывала луна, прокладывая по полу лимонную дорожку.

Я облегченно выдохнула и откинулась на спину.

Но внезапно заметила, что в комнате не одна. Хэльга вернулась?

Я привстала. Прищурено всмотрелась. Кто-то спит на ее постели.

Но не похоже на девушку, слишком уж крупная фигура.

Приподнявшись, я на носочках прокралась ближе. В темных волосах спящего переливалась одна лунная прядка.

Синарьен!

— Ты же обещал, — слишком громко прошептала я.

Он шевельнулся и открыл сияющие золотом глаза.

— Любава… — подался ближе, а я от шока не успела отпрянуть. — Не пугайся, прошу, — судорожно вдохнув, он пригладил мои волосы длинными пальцами и крепко обнял, не обращая внимания на мое сопротивление и скованность.

— Ты обещал не приближаться, — зашипела я сквозь зубы.

— Обещал, — он мягко заулыбался, потянулся к моей щеке рукой, но я увернулась. — Ты упала в обморок в лазарете, а когда пришла в себя, меня звала… — он поднял голову, немного отодвинул мои плечи, но не отпустил. Всмотрелся в глаза. Широкие ноздри раздались, затрепетали, в желтых радужках закрутился тёмный огонь. — И я… очнулся. Почувствовал зов и пришел. Ты просила меня остаться, забыла?

Я была выжата, меня колотило от близости его рук. Смогла только просипеть:

— Отпусти.

Я чувствовала, как принц внутренне сопротивляется. Как мышцы каменеют, а на лице застывает гримаса муки.

Синар развел ладони в стороны, и у меня получилось отступить.

Но я покачнулась от слабости. После порочных снов всегда едва ходила, ноги отнимало на несколько часов. Принц среагировал и поймал меня до того, как я рухнула на пол. Он помог мне дойти до кровати и молча отступил, убедившись, что больше не упаду.

— Уходи, — я сжала шею рукой, из-за этого голос получился жалким.

— Любава, это не смешно. Сейчас глубокая ночь, все в замке спят. Куда я пойду? Тем более, ты еще не оправилась. Кричала во сне. Вся вспотела. У тебя жар?

Меня пробило дрожью. Он что видел, как я металась?

Прикрыв глаза, я едва не расплакалась. Это унизительно и неприятно.

— Но тебе ведь тоже было плохо, — вспомнила я. — Как ты так быстро оправился?

— Это же было вчера. — Он вскинул темную бровь. — Уже сутки прошли. После твоего чудесного лечения не только я встал на ноги.

— О чем ты говоришь?

— Ты спасла Орина и Ялика. Вылечила их черноту. — Он замолчал, потер виски пальцами, лег на бок, будто слишком устал, и прикрыл глаза. — Чудо…

Мы долго молчали. Я пыталась понять, что произошло в лазарете, но так и не смогла разобраться. Мне нужно увидеть больных своими глазами.

— А ты… — проговорила вялым языком. — Тебе легче? — Все тело онемело после сна, и я будто проваливалась в кисель.

— А я… все такой же… отмороженный, — последнее слово принц прошептал, зыркнул на меня жидким золотом глаз и снова прикрыл веки. — Спи, Любовь, утро все расставит по своим местам.

— Меня зовут — Любава…

— Я знаю, — протянул Синарьен и, после долгого молчания, засопел.

Я бы прогнала его, но не будить же?

Очень аккуратно поднялась на ноги, подступила ко второй кровати и заглянула в лицо наследника. Он мирно и спокойно спал, лишь бледные щеки и побелевшие ресницы выдавали не погасшую в его теле болезнь.

Чтобы не искушать судьбу, я сбежала на свое место, но до рассвета так и не уснула.

Глава 25

Синар

После нашего короткого разговора ночью невеста долго вертелась в кровати, вздыхая и глядя в потолок. Затихла под утро, но все равно спала тревожно. Крутилась вьюнком, комкала одеяло до скрипа волокон.

Иногда так сладко постанывала, что у меня в паху все каменело. Я и прыгал, и у окна стоял, и даже песни напевал, но снова возвращался к ее постели. От нее веяло ласковым теплом, что обнимало плечи и наполняло мое тело здоровьем и крепостью.

Скоро обед, а Любава все не просыпалась. Какое-то время я делал вид, что тоже сплю, боясь, что девушка, проснувшись, тут же меня прогонит, но, утомившись лежать без дела, я нагло подсел ближе и не мог отвести глаз от моей белокурой мечты.

Я не мог отлипнуть от этого источника.

Так и стоял в шаге от постели и ласкал взглядом, желая прикоснуться, желая проникнуть в нее каждой фиброй души.

— Хватит… умоляю… — прошептала Любава, сжавшись пружиной. — Ты изводишь меня…

Последнее я разобрал с трудом, склонился, чтобы вслушаться. Любава вдруг выгнулась, задрожала в томном экстазе и вскрикнула. Огненные лозы вырвались из ее груди, обвили меня, заворачивая в кокон, в миг согревая все тело и обжигая терпкой страстью. Два судорожных вдоха, и я излился в белье, не прикасаясь к невесте, не прикасаясь к себе. Будто подросток, у которого все в новинку. Это было очень ярко и чувственно, даже если бы захотел, не смог бы противостоять высокой волне, захватившей меня с холодного берега.

Любава сводит меня с ума на расстоянии. Одним взглядом. Одним вздохом. А когда она возбуждена, я чувствую это порами и загораюсь.

И не знаю, почему. И не знаю, как этому сопротивляться. Нужно ли?

Если невеста сейчас проснется, то обязательно прогонит, и больше не будет возможности с ней сблизиться. Подумает, что я извращенец.

Ринулся в уборную, желая спрятаться и скрыть следы неудержимой похоти, но