Командира третьего батальона, убитого еще вчера, заменял начальник штаба капитан Васютин. Иван поделился с ним замыслом: воспользоваться темнотой и скрытно передислоцировать часть сил на левый фланг, заняв там позицию в развалинах. Таким образом, они с этой стороны как бы нависнут над гитлеровцами, когда те пойдут в атаку.

Капитан посмотрел на него недоверчиво. Худой, нескладный с большими плечами и узким торсом, Васютин был по натуре скептиком. Он все воспринимал слишком дотошно, каждую мелочь старался проверить на практике и не доверял интуиции. Панарин эту его дотошность ценил, но недолюбливал за осторожность и медлительность. Сам он был человеком горячим и решительным, как и подобает кубанскому казаку.

– А если немцы разгадают наш маневр? – сказал Васютин после паузы. – Они же не дураки. Ночью наверняка будут шарить повсюду. Представляешь, если фрицы утром навалятся всей силой на наши основные позиции, которые мы ослабим твоим манером на левый фланг?

– Задача как раз и состоит в том, чтобы произвести маневр скрытно. Не выдать себя ни звуком, ни светом. Сумеешь это сделать со своими людьми? – спросил Иван с явной надеждой на положительный ответ. И он не ошибся. Васютин посмотрел на него пристально и после паузы уже более уверенно сказал:

– Что ж, давай попробуем. Только вы во время нашего перемещения создайте какой-нибудь шумок на основных позициях. Чтобы фрицы поверили в то, что мы их укрепляем.

– Это ты правильно подметил, – согласился Панарин. – Немцев надо обязательно ввести в заблуждение. И мы это устроим. Значит, так: возьмешь одну роту и побольше боеприпасов, с наступлением темноты выдвинешься на левый фланг вон туда, в развалины, – указал он рукой на кирпичные горки, оставшиеся от одного из цехов завода. – Затаись и молчи. Мы подпустим гитлеровцев поближе. Когда они подставят окончательно свой фланг, я дам красную ракету. Вот тогда и устроишь им неожиданный сюрприз!

На том и порешили. Васютин ушел на левый фланг и затаился – выдвижение на новые позиции в развалинах он начал лишь перед рассветом. Зато на основных позициях Панарин устроил с вечера изрядный шум. Солдаты громко разговаривали, стучали кирками и лопатами, высовывались из окопов и закуривали. В общем картина обустройства прежних позиций была полной. Немцы наверняка попались на эту удочку. Дальнейшие событии показали, что задумка Панарина, а точнее полковника Орлова, удалась.

Утро наступило хмурое. С Волги потянул холодный ветер. По небу низко поплыли тяжелые сизые облака. Солнце, едва выглянув, тут же скрылось за подтянувшейся с востока багрово-красной косой тучкой, похожей на пионерский галстук.

Немцы с атакой не спешили. Они явно плотно завтракали, набирались сил. Видно, готовились основательно и верили в успех. Наконец к развалинам подошли два тяжелых танка и открыли огонь по позициям полка. К ним присоединилось оглушительное тявканье пушек. Засвистели мины, рвущиеся позади траншей. Панарин приказал бойцам укрыться в окопах и переждать вражеский артналет. Вскоре поднялась и пехота фрицев. Ведя огонь из ручных пулеметов, она быстро приближалась, но Иван не давал команды открывать огонь. Он решил подпустить немцев как можно ближе, чтобы ударить по ним сразу и с фронта, и с фланга, почти в тыл.

– Пора, товарищ майор! – взволнованно сказал кто-то из бойцов, лежащих в окопе неподалеку. Нервишки у солдата явно не выдерживали. – Иначе будет поздно!

– Спокойно, дорогой! – отозвался Панарин, сам едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть «Огонь!».

Фашисты были уже совсем близко. Можно было уже даже различить выражение их лиц, злобное и напряженное. До них оставалось метров сто пятьдесят, не больше. Это был самый критический момент…

Иван поднял ракетницу и нажал на спуск. Красная кривая прочертила небо. И сразу же с позиций полка и со стороны развалин, где засела рота под командованием капитана Васютина, ударил шквал пулеметного огня. Немцы, видно, не ожидали такого. Они словно споткнулись. Многие падали, сраженные пулям. Остальные еще секунду по инерции бежали вперед, а потом резко попятились. Повернув, бросились назад. К своим позициям добежала лишь половина, если не меньше.

Наступило долгое затишье. Атак больше противником не предпринималось. Полученный урок пошел фашистам впрок. А после обеда по их окопам ударила наша тяжелая артиллерия. И сосед справа – там стоял механизированный полк – перешел в наступление. Немцы были отброшены.

Вечером в районе полка появились два бронетранспортера. Иван сразу понял, что приехало большое начальство. И не ошибся. Из передней машины вышел командующий Юго-Восточным фронтом генерал-полковник Еременко. Панарин поспешил к нему с докладом. Но едва он начал говорить, генерал-полковник остановил его.

– Знаю. Все уже знаю! – перебил его командующий. Полнощекое, лобастое лицо его осветила доброжелательная улыбка. – Молодец, майор! Правильно все рассчитал.

Иван хотел возразить, сказать, что идея принадлежит командиру полка. Он только выполнил его указание. Но генерал-полковник не стал его слушать. Он подозвал адъютанта и приказал тому достать «из загашника» орден Красного Знамени. Адъютант раскрыл небольшой чемоданчик, бережно держа его в руках, и протянул награду командующему.

– Вот тебе, товарищ Панарин, за подвиг твой! – сказал генерал-полковник немного торжественно и привинтил орден к карману его гимнастерки…

Все, что произошло в тот памятный день в Сталинграде, Иван помнил до мельчайших деталей. Такое просто нельзя было забыть. А теперь что же получается после статьи этого проклятого Хунштина? Неужели Еременко вручил ему чужой орден? Да не может того быть! Или все случившееся с ним в тот период на войне было бредом, плодом фантазии, или что-то невероятное произошло в реальной жизни…

Так и промучился Иван всю ночь. Сна не было. Было какое-то мутное забытье. Словно речь шла не про него, а про кого-то другого. И перемежалось все это острой болью в висках. Их будто сдавливало какими-то гигантскими клещами, из которых нельзя было вырваться.

Наступил рассвет. Панарин встал, оделся. Надо было ехать в Москву. Искать правду. Но где и в чем она, – кто бы знал!

Глава 8

В обед позвонила из Парижа Иришка. Она волновалась за батю. Как он и что? Когда Перегудов сказал ей о случившемся с Панариным, она очень расстроилась. Начала расспрашивать, что предпринято для его реабилитации. И узнав, что пока ничего, концов они не могут найти, расстроенно сказала: «Не может быть, чтобы правды нельзя было отыскать! Плохо ищите!» Ну что мог ответить ей Антон? Практически ничего.

Они проболтали по телефону почти полчаса, но так ни до чего и не договорились. Иришка была явно расстроена услышанной новостью о Панарине и никак не могла понять, почему нельзя найти