– Послушай, ты только послушай! «И во имя человечности мы просим, чтобы наши братья и сестры по нации и по языку открыли для нас ворота. Разрешите нам поселиться на обширных территориях, где теперь только племена индейцев охотятся и пасут быков. И не мы одни выиграем от такого переселения, потому что мы – здоровое, трудолюбивое, соблюдающее и уважающее законы гражданское население, а не браконьеры, не разбойники с большой дороги и не гангстеры. Мы станем покупателями ваших товаров, мы привезем с собой сокровища нашей культуры. И, наконец, мы станем солдатами. Солдатами, которые будут сражаться на вашей стороне в грядущих неизбежных войнах. Вспомните, что один только штат Техас располагает количеством земли, достаточным для того, чтобы обеспечить двумя акрами каждого мужчину, женщину и ребенка».

Кэй остановилась и сурово взглянула на Теда:

– Ну?

Он фыркнул:

– Индейцы и быки! Ты когда-нибудь видела в Соединенных Штатах хоть одного из них?

– Нет, но…

– А что касается Техаса, конечно же, там найдется по два акра на каждого во всем мире, но автор твоей статьи сможет прокормить на этих двух акрах хотя бы одну корову? Ллано Эстакаде – всего лишь солончаковая пустыня. А в остальной части Техаса вода на вес золота. Если так рассуждать, то почему бы не переехать всем в Гренландию: бьюсь об заклад, что там найдется и по шесть акров на человека!

– Вероятно, это правда, но…

– А если говорить о большом количестве покупателей, то чем они собираются расплатиться? Золотом и бумажными деньгами, так? Золото сойдет, но что проку в фунте, если он не обеспечен британским кредитом? Твое громадное количество здоровых граждан просто пополнит ряды безработных! Заработная плата начнет снижаться, а продукты и жилье будут не по карману большинству иммигрантов.

– Ладно, – чуть слышно отозвалась Кэй. – Ты прав, но чего стоит твоя правота, когда пятьдесят миллионов англичан остались умирать от голода и холода. Если бы у каких-нибудь бедняков с твоей улицы не было дров на зиму, ты, наверное, пожалел бы их? А что же тогда сказать о целом народе?

– А почему ты не вспоминаешь о других народах? – мрачно возразил Тед. – О миллионах европейцев, которые точно так же сражаются с голодом и холодом?

– Но Англия вам нечужая, – не сдавалась Кэй. – Вы взяли у нас язык, литературу, законы – позаимствовали всю свою цивилизацию. Почему же теперь вы забыли о том времени, когда были английской колонией? Без нас вы ничего бы из себя не представляли, если говорить по правде.

– Мы считаем иначе. Во всяком случае ты не хуже меня понимаешь, что Соединенные Штаты не могут открыть двери одной нации и исключить все остальные. Въехать должны все или никто, и это означает, что никто!

– А это означает войну, – горько произнесла она. – О, Тед! У меня там родня – тетки, кузины, друзья. Неужто ты думаешь, что я могу равнодушно стоять в стороне, когда они там гибнут?

– Знаю. Я сожалею, Кэй, но ведь никто не виноват. Кого можно винить?

– И поэтому, я полагаю, никто не должен ничего предпринимать. Так поступают благоразумные американские герои?

– Ты сама знаешь, что несправедлива ко мне! Что мы можем сделать?

– Вы могли бы впустить нас к себе! А если нет, мы придем незваными!

– Кэй, ни одна нация не может победить Америку! Даже если бы вам удалось победить наш флот, как ты думаешь, далеко ли продвинется ваша армия, высадившись на берег? Это будет как поход Наполеона в Россию. А где Европа найдет продовольствие, чтобы обеспечить оккупантов? Неужели ты думаешь, они смогут жить на подножном корму? Говорю тебе, ни одна разумная страна не попытается этого сделать!

– Ни одна разумная страна – может быть! – не отступала Кэй. – Ты что, думаешь, что имеешь дело с разумными людьми?

Тед пожал плечами.

– Они пришли в отчаяние! – продолжала Кэй. – И я их не виню. Вы будете воевать не только с Британией, но и со всей Европой, и союзников у вас не будет.

– Кэй, – он покачал головой, – я не могу с тобой спорить. Я понимаю, что тебе больно об этом думать. Но ведь даже если бы я согласился со всем, что ты говоришь, – а я этого не могу, – как я могу помочь Британии? Я же не президент и не Конгресс. Давай на сегодня прекратим этот разговор, милая, я не могу видеть тебя несчастной.

– Несчастной! А разве я могу быть счастливой, когда все, что я люблю, погребено под арктическими снегами!

– Все, Кэй? – переспросил он. – Неужели ты забыла, что у тебя есть кое-что и по эту сторону Атлантики?

– Да, забыла, – холодно произнесла она. – Я сказала то, что думаю. Я ненавижу Америку.

– Кэй!

– И вот еще что. Я не выйду замуж за американца… если он… если он не сумеет отстроить Перешеек! Если Англия замерзнет, я замерзну вместе с ней, а если Англия будет сражаться, ее враги станут моими врагами!

Девушка вышла из комнаты, хлопнув дверью.

* * *

Иногда Тед заходил на заседания Конгресса. Здесь, как нигде ясно ощущался накал воцарившейся в Америке истерии.

Тед как зачарованный слушал предложение партии левых, согласно которому каждая американская семья должна была принять к себе двух европейцев и разделить с ними свои доходы на три части. Республиканцы считали, что жители континента должны быть подвергнуты добровольной стерилизации. Сенатор штата Аляска предлагал ввести для европейцев специальные деньги, чтобы они могли покупать необходимые продукты и при этом не взвинчивали цены на американском рынке. В одном представители всех партий были единодушны: необходимо инвестировать большие суммы в строительство подводных лодок, бомбардировщиков, истребителей и баллистических ракет.

В остальном Вашингтон, казалось, жил обычной жизнью. Были и танцы, и веселые разговоры за обедом в избранном обществе, и театральные премьеры, но за смехом прятался страх. Однажды министр Франции в гневе удалился с приема, потому что оркестр заиграл модный в этом сезоне «Гольфстримский блюз». Несколько дней об этом случае говорили все вашингтонцы.

Тед больше не видел Кэй. Он пытался поговорить с ее отцом, но сэр Джошуа лишь сухо отвечал, что дочь нездорова и никого не принимает.

Все понимали, что летом мир неминуемо захлестнет война. Маленькая Венгрия направила свою армию к западу, без сомнения, опасаясь вторжения из Австрии и Германии. Тед счел это хорошей новостью. Если Германия предполагает начать агрессию против соседей по материку, значит, у Америки будет на одного врага меньше.

Но британский флот уже собирался в Атлантике. Этот океан поистине стал трассой мирового значения, потому что на его западном берегу сконцентрировался весь боевой американский флот, а на севере и на юге курсировали десятки тысяч маленьких суденышек. Все, кто мог, спешили найти тепленькое местечко в Африке или Австралии. Каждая европейская колония принимала неслыханный поток иммигрантов. Но этот поток в действительности был лишь тоненькой струйкой. Уезжали люди, у которых было достаточно золота для того, чтобы оплатить путешествие. Миллионы остались прикованными к родине. Одни владели землей, которая теперь не стоила ни гроша, другие – капиталами, вложенными в дело. Третьи просто были слишком бедны, чтобы купить билет на пароход.