Я приподнял брови, заинтригованный смелым вопросом мальчика.

— Э-э, я занял второе место в бою с порочным магом. — Почему я почувствовал необходимость рассказать ему правду, я понятия не имел. Но так оно и было.

Парень просто кивнул, как будто это его не удивило.

— Я знаю кое-кого, кто может вылечить это для вас, — сказал он совершенно бесстрастно, как будто мы обсуждали дырку в моем носке.

Я сузил глаза, глядя на него.

— Что ты имеешь в виду?

Парень пожал плечами.

— Я уже видел такой шрам раньше. У моего отца был такой.

Я нахмурился, но решил, что парень ошибся. Возможно, его отец получил сильный ожог или что-то в этом роде, из-за чего шрам выглядел так же. Но все же…

— Как он это вылечил? — Я спросил, заметив, что парень сказал, что у его отца был такой же шрам, как у меня. Прошедшее время.

Голубые глаза мальчика совсем не дрогнули, но его рот опустился.

— Он этого не сделал. Я подслушал, как он с кем-то говорил об этом, но он сказал, что цена слишком высока, чтобы ее платить.

Информация о парне была в лучшем случае расплывчатой, но мне было достаточно любопытно узнать больше.

— Так что же с ним случилось?

— Он умер, — ответил мальчик холодным голосом, — через год и день после того, как вернулся домой с меткой. С каждым днем он становился все слабее и хрупче, потом у него начались припадки до ста раз в день. Он ничего не мог есть, потому что это сразу же возвращалось обратно, и в конце концов он просто… умер.

Мои губы приоткрылись от удивления, но с них не сорвалось ни слова.

— В любом случае, я просто подумал, что если вы хотите разобраться с этим, я знаю, где найти парня, который предложил исцелить это для моего отца. — Мальчик-слуга слегка пожал плечами, как будто ему было все равно в любом случае. — Я последовал за ним обратно в храмы богов. Он там священник.

Я облизываю губы, все еще чувствуя себя ошеломленным.

— Какова была цена, ты знаешь? Какая цена была настолько высока, что твой отец предпочел умереть такой медленной и мучительной смертью?

Парень покачал головой.

— Я знаю, да? Я тоже не понял. Священник просто сказал, что ему нужно сделать подношение в храме, чтобы изменить свою судьбу.

— Подношение? — Я нахмурился. — Какого рода подношение?

Голубые глаза парня поднялись к потолку, как будто он пытался вспомнить точные слова, которые слышал.

— Не подношение. Жертва. Ему нужно было лишиться любви моей матери. Он был бы жив, невредим и здоров, но у нее не осталось бы воспоминаний о том, что она когда-либо любила его. Никто не помнил бы, что она любила его, ни я, ни кто-либо другой. Кроме него. — Мальчик вздохнул, как будто думал, что его отец был чертовым дураком, раз не согласился на сделку. — В любом случае. Мне это кажется простым делом. Что хорошего в любви по сравнению с твоей жизнью, верно?

Я медленно кивнул, но определенно не был согласен. Но что этот парень мог знать? Он явно никогда не был влюблен, поэтому никак не мог понять, с каким невозможным выбором столкнулся его отец: прожить год и один день с женщиной, которую любил, или быть вычеркнутым из ее воспоминаний и обреченным любить ее издалека.

— Так что? — Мальчик подсказал. — Вы хотите, чтобы я отвел вас к священнику? Я уверен, что он может предложить вам ту же сделку. Запросто.

Я нахмурился. Моей инстинктивной реакцией было отклонить предложение, потому что мысль о потере любви Зарины была участью хуже смерти. Я бы с радостью пережил тысячу мучительных смертей, если бы это означало провести с ней еще один день.

Но альтернатива предлагала то, чего я жаждал почти так же сильно, как ее любви — возможность защитить ее. Она больше не любила бы меня, и я был бы проклят жить с воспоминаниями и не смог бы действовать в соответствии с ними… но с ней все было бы в порядке. У нее были бы Зан и Ли, которые заботились бы о ней, любили бы ее так же сильно, как сейчас. И я все еще был бы жив, чтобы защищать ее от теней. Более того, она была бы избавлена от боли и горя, наблюдая, как умирает любимый человек, что звучало как ужасно мучительная смерть.

— Ваше высочество? — мальчик-слуга нетерпеливо переспросил. — Вы променяете любовь на жизнь?

Я медленно покачал головой, быстро взвешивая свой выбор и приходя к единственному ответу.

— Нет? — парень казался удивленным. — Вы согласны с тем, что бы она страдала от вашей потери, когда вас не станет?

— Нет, — ответил я. — Нет, я не могу так легко принять это решение. Оба варианта повлияли бы на ее жизнь, и было бы неправильно делать этот выбор без нее.

Мальчик на мгновение растерялся, затем издал короткий детский смешок.

— Итак… вы собираетесь посоветоваться с женщиной, которую любите, прежде чем принять судьбоносное решение, которое изменит судьбу каждого? — Он медленно кивнул. — Я этого не ожидал. Как интересно.

Мальчик-слуга наклонился, чтобы подобрать рубашку, выскользнувшую из его стопки белья, затем направился к двери.

— Подожди, это все? — Крикнул я ему вслед, чертовски сбитый с толку.

Парень продолжил, остановившись только тогда, когда подошел к большой корзине для белья на колесиках, которую оставил возле моей двери. Он бросил охапку грязной одежды в корзину, затем снова поднял взгляд и немного осекся, когда увидел меня, стоявшего там.

— Ваше высочество, — выдохнул он, отвешивая поклон гораздо более глубокий, чем тот, который он отвесил мне вначале. — Мне очень жаль, я не видел, как вы вошли. Я, пожалуй, пойду.

Что, во имя…

— Что ты имеешь в виду? — Потребовал я ответа, во мне поднималось разочарование от непонимающего выражения лица парня. — Мы разговаривали.

Мальчик медленно покачал головой из стороны в сторону, его глаза расширились от страха.

— Простите, ваше высочество. Я не понимаю, о чем вы говорите. Мне пора идти.

Пока я стоял, застыв в замешательстве, парень распахнул дверь и поспешил выйти, неся перед собой корзину с бельем.

Только когда дверь снова закрылась и я прокрутил в голове весь этот сбивающий с толку разговор, я кое-что понял. Именно тогда, когда парень посмотрел на меня как на сумасшедшего, когда его глаза расширились от страха и настороженности… они были зелеными, а не голубыми.

— Черт, — выругался я, ругая себя за то, что не почувствовал магию в действии раньше. Застонав, я отложил