Она приседала, и ее икры вздувались гладкими бледными бугорками, а бедра становились упругими.

Она поворачивалась и талия, и без того тонкая, становилась еще тоньше…

В общем, чтобы не делала, качества, которыми она обладала, превратились для меня в эталон женской красоты.

И вот, когда она осталась одна после «отсева», я пригласил ее на чашечку тулими (еще один плод, из которого получается приятная на вкус консистенция). Естественно Гуня не отказалась. Мое состояние было близкое к влюбленности, но в тот момент мне было нужно только одно.

(Несправедливо было бы пропустить тот факт, что я все же нуждался в этом. Меня всегда интересовало, а порой возмущало после прочтения книг в местах, где их герои должны справляться с подобными неудобствами. О них попросту не упоминалось. И какие читатель должен делать выводы? Конечно, авторы не хотят опускаться до этого, так же как и читатель не желает знать все подробности, поскольку хорошо воспитаны. Но тогда все, что описывается на страницах, может оказаться ложью, ведь даже маленькая деталь, которая на первый взгляд ничтожна, способна повлиять на весь ход событий. И говорить при этом о своем герое, как о человеке без похожих пристрастий несправедливо).

Что касается меня, то здесь бояться нечего. Если б дальше события развивались так, как я хотел, то может тоже и не решился бы написать об этом в дневнике. Я имею ввиду сюрпризы, о которых успел забыть тогда, но не Ниминоки. он постоянно был на чеку. Одного до сих пор не могу его простить — почему он не сделал этого раньше. Тогда не пришлось бы так страдать. Теперь-то я знаю он издевался — юмор у него такой.

…в общем расстались мы с Гуней друзьями!

«Не переживайте вы так Стасик! — хохотал Ниминоки, когда Гуня с лицом, полным сожаления покинула меня. — Вам правда нельзя. Ну что будет, если вы с набором своих хромосом напроситесь к ним в родственники? Это вам не на ногу наступить. Даже мы себе этого представить не можем. Так что не серчайте Стасик, теперь вы у нас будете еще и…»

Старик не договорил, но я понял что он имел ввиду. Да тут и понимать-то нечего было. Говоря простым русским языком он меня крепко, так сказать, подставил. Ух, я бы им наговорил, если б мог тогда!

С тех пор желающих посягнуть на мою свободу я в своей землянке больше не принимал — некого. Так мы и остались с Симой и с моими отпрысками никому не нужные и несчастные!

Это я, конечно, загнул.

Пессимистические настроения касались только меня. Сима снова начала исполнять свои тоскливые песенки в образе рыжего клоуна, а дети пуще прежнего щекотать мое бедное тело до коликов. Мне уже было все равно. Никогда не думал, что смирение приходит так быстро. Участь стать тигичанином не волновала — земное происхождение подвергал сомнению в пользу чужой планеты, а детей воспринимал действительно как своих.

Даже сейчас помню их имена: Тупа, Сота, Лала, Лила, Тима, Мота, Лота, Хама, Рана, Руна (Руначка), Сина и Пупа. Пупа самый старший и самый тупенький, хотя такой же и добрый как все. И все-таки была б моя воля, я б дал ему имя младшенького, а тому отдал его. Мальцу больше подходит имя Пупа. Так и хотелось назвать его пупсиком, но Ниминоки четко следил за этим. Свои чувства я мог проявлять только посредством жестов, ласк и заботой.

А заботиться оказалось не так сложно.

Сейчас, наверное, пришло время вспомнить об укладе жизни не только в моей землянке, но и остальных, чтобы потом не возвращаться к этой теме, так как спустя несколько дней добрая половина тигичан отправилась за мной к океану, к заветной Соме. Все это время они, оказывается, готовились к походу без моего ведома лишь потому, что я сам не изъявлял желания принять в этом участие. Узнал об этом под конец. Но Ниминоки успокоил тем, что мне нужно было набраться сил для дальнейшего исполнения плана. И тигичане это хорошо понимали, оставив меня тем самым в покое до поры до времени.

Поначалу мое появление «в свете» не было частым. Скорее оно носило форму вылазок и набегов. Я боялся заблудиться. Несколько раз так и получалось. Ходил среди снующей толпы и мычал как тамути, пока меня не отыскивали все те же Мота и Лота. Тогда я стал выходить только с детьми. К моему удивлению их прогулки не были столь бесцельными, как я раньше полагал. Более того, ни один человек в толпе так же не гуляет просто так. У всех имеется свое определенное намерение, будь то добывание пищи, воды, будущего супруга или чего-нибудь еще. Но к такому выводу я пришел не сразу.

Однажды мы забрели в великолепное местечко, что-то вроде парка, где вместо скамеек в беспорядке разбросаны камни разной величины. Со мной были Пупа и маленькая Сота. Из девчонок Сота самая младшая мне нравилась больше всех и поэтому всегда радовался ее присутствию. Даже не зная местного языка, я заметил в ее речи неправильное произношение некоторых слов. Это когда ребенок еще в силу своего возраста шепелявит и картавит. Ее говорок заставлял улыбаться, а иногда и защемить сердечко, услышав тата (папа) над плечом у самого уха в часы пробуждения.

(О, Господи! Как же я теперь без них?)

На первый взгляд картина, которая предстала передо мной в этом парке, обескуражила, хотя давно должен был привыкнуть к подобным впечатлениям.

Люди стояли под высоченными деревьями с чуть расставленными руками и ногами: мужчины, женщины, в основном дети. Они чего-то ждали. Это пожалуй был один из немногих моментов, где я видел тигичан сконцентрированными. Деревья там очень высокие и с очень большими листьями и напоминают своей формой слоновые уши. Стволы прямые, от которых в беспорядке тянутся в разные стороны искривленные ветви. Немного углубившись, я начал догадываться о цели нашего туда прихода.

«Вы, Стасик, находитесь сейчас, можно сказать, в святая святых, — пояснял Ниминоки. — Надеюсь вы понимаете, зачем здесь?»

Да, раньше я не задавался вопросом, каким образом им удается создавать одежду, которую все носят. Несмотря на то, что она выглядит легкой и мягкой, ее трудно испортить. Прочность ее удивляет. Несколько раз я пытался надорвать себе рукава, сделать вырез у горла поглубже, из штанов смастерить длинные