Шрифт:
Закладка:
— Медленнее нельзя, — вяло протестует гребец. — Примут за каких-то больных, прокаженных.
— Вейль, вы бы брали поближе к теме, — советует укутанная молодая и суровая женщина, выпрямляясь. — Вот гоните как на олимпиаде, а если я задержусь, придется Анис полчаса с речфлотом объясняться.
— Не надо полчаса, — с сильным акцентом просит девушка с носа — голос ее, чист, певуч, акцент кажется почти наигранным, дразнящим. Но ей явно страшно. — Мне полчаса нет что говорить.
— Хозяин тебе подсказывать будет, — обещает рослая особа. — Шеф, есть мысли, о чем можно поболтать с мамлюкской матросней?
— У меня пока единственная мысль, — вздыхает лодочник. — Зачем я вообще нужен в этой кособокой лодке? Катрин, вы бы и одна прекрасно управились.
— Поздно дергаться — вон они! К берегу! — шипит высокая девица.
Лодка бесшумно скользит по воде, уходя глубже в береговую тень.
— Их два, В смысле две дахабьи, — бормочет гребец, доставая бинокль.
— Ну и хорошо. Могло бы быть три. Или четыре, — безликая девушка сбрасывает плащ и оказывается, что она не только безликая, но и бестелая. Нет-нет, тело несомненно есть, и весьма стройное, просто оно тает во тьме. Особой магии в этом чуде нет — на данное тело израсходовано два тюбика полевого камуфляжного крема — весьма качественного, водостойкого. Экстравагантная черная и почти нагая особа могла бы сойти за бесстыжую афро-африканку, но камуфляж чересчур матов, блеска не дает, кажется, что в лодке не женщина, а ее тень. Что производит немного настораживающее, если не сказать отталкивающее впечатление.
— Вы, Катрин, абсолютно безумны, — констатирует гребец и протягивает бинокль. — Взглянете?
— А что, в него лучше видно?
— Туманит оптика, — признает мужчина. — Сейчас на дно бинокль отправлю.
— Да и так видно. Две стандартные дахабьи. Если у них существуют какие-то стандарты. А так-то обе среднего размера. Нам предпочтительнее та, что ближе.
— Да? А почему? — проявляет любознательность гребец.
— Вейль, да сами взгляните: она вроде поновее, надстройка с каютами длиннее, видимо, удобств больше. Если корабли примерно равны размерами и экипажем, то к чему нам брать рухлядь? К тому же эта посудина стоит к нам носом и на ней вроде бы пушка.
— Пушка? Господи, у вас еще и канонирские способности?! Умеете палить из орудий?
— Вейль, вы сегодня на себя не похожи. Что, извините, за глупости несете? Палить из пушки я, допустим, умею. Я ее заряжать-наводить не умею. Но пусть уж орудие при нас останется, чем начнет бабахать нам в корму.
— Разумно. Что-то я действительно туповат сегодня, — признает гребец. — А если…
— Мы уже все обговорили, и не заставляете меня здесь сидеть топлес и позировать. Прохладно и вообще я стыдливая, — заявляет девушка.
В воду она входит практически беззвучно, выныривает метрах в десяти от лодки и тут же исчезает в полуночной нильской густоте.
— Ну, допустим, — бормочет гребец, берясь за весла. — А какое отношение имеет положение судна?
— Рейс[2] чаще стоять на носу, — шепчет девушка на носу лодки.
— Анис, если не секрет, у вас что, тоже большой опыт абордажного дела?
— «Абордаж»? Нет, я не знать. Но леди расспрашивать про команду.
На лице гребца мелькает усмешка. Он раздумывает над тем, что только что вез особу безносую и особу безликую — незаурядное сочетание красавиц. Впрочем, это не его тема. Сейчас разумнее подумать как остаться невредимым. Это поважнее девиц. Переводчица на носу размышлять мужчине не мешает — она не оборачивается, ее пугает разложенное за ее спиной оружие, по большей части непонятное. Эти европейские мушкеты и пистолеты очень опасны — гяуры-фрэнчи и сами им не доверяют.
Лодка вышла ближе к середине реки, пересекла лунную дорожку.
— Зажигайте, госпожа переводчица. Пора сигналить, — приказал гребец.
Девушка начала высекать огонь — не очень-то получалось — пальцы со страху подрагивают.
— Возьмите спички! — мужчина протянул герметичную упаковку.
Со спичками переводчица уже имела близкое знакомство, принялась чиркать — толстые «экспедиционные» спички загораться не спешили, лампу удалось зажечь только с третьей.
Мужчина подумал, что злиться не имеет смысла — нужно делать скидку на отсталость уроженцев XIX века. Девушка подумала, что считать хозяина ишаком незачем — он не со зла столь полезную вещь как спички сразу не дал, просто от рождения тугодум. Все фрэнчи такие полоумные, тут уж ничего не поделаешь, Аллаху виднее, зачем он на Нил глупцов привел.
— Сигнальте, уже самое время, — буркнул гребец.
Девушка привстала с фонарем в руках, лодка покачнулась, сигнальщица охнула. Гребец придержал ее сзади. Ниже спины девушка была очень… придерживаемая, возможно, это привлекло бы внимание иного лодочника, но здешний проигнорировал — слишком далеко от темы. Но посоветовал:
— Анис, вы бы брали пример со старшей наставницы. Она и бодра, и вполне подготовлена к походной жизни. А плавает как самозабвенно! Про равновесие даже не говорю.
— Слава Аллаху, я ростом и лицом для таких равновесий не выйти, — прошептала девушка, взмахивая фонарем над головой.
Гребец отметил, что равновесие она и так вполне удерживает, просто к лодкам не привыкла, и счел что ее можно отпустить.
— Видят! — сказала сигнальщица.
— Видят — согласился гребец, всматриваясь в темные, едва угадываемые на фоне прибрежных пальм, силуэты барок. Разглядеть с воды детали было практически невозможно, но движение на борту он вроде бы угадал. До ближайшей дахабьи оставалось сотня метров, второе судно стояло чуть дальше.
Девушка ритмично взмахивала фонарем, с равновесием она вполне освоилась — гребцу казалось, что она привстает на носки. Он пожал плечами:
— Анис, это не танцы. Мы — гонцы и ничего более.
— Простите, господин, — движения сигнальщицы мгновенно стали неровными и некрасивыми.
Мужчине, собственно, было все равно — он смотрел на оружие. Русская штурмовая винтовка с откинутым прикладом, слегка прикрытая плащом, ждала на его ногах. Рядом револьверы и два аккумуляторных фонаря. Сработают или нет? А если сработают не все, окажется ли этого достаточно? Получать с борта паршивой барки мушкетную пулю мужчина не желал категорически. Вовсе не за этим он оказался на этой пахнущей илом реке.
Лодку
