пулемет:

— Отец сказал, что он благодарен тебе за все. Он видел, как ты ушел к жене, и знает, что у тебя не было времени расколдовать ее до восхода солнца. Не отчаивайтесь. У вас есть еще целый час. Это прощальный дар бога Одина. Мы уже больше не увидимся с тобой, ворлок Сигурд… Норны сплели свою пряжу, и я не властна изменить судьбу. У тебя замечательная жена. Вам еще предстоит пережить множество бед и приключений, но вы будете счастливы. Я… я люблю вас обоих! Вы обязательно будете счастливы! Пожалуйста, не забывайте обо мне…

Фрейя порывисто бросилась вперед, обняла за шею Наташу, робко поцеловала в щеку меня и, едва сдерживая слезы, прыгнула на спину Фионе. Когда они растаяли в снежной дали, моя супруга задумчиво произнесла:

— Если у нас когда-нибудь родится девочка, я знаю, в честь кого ее назвать.

— Да, это красивое имя, — подтвердил я, гладя ее по спине. — Давай не будем тратить время и воспользуемся последним даром Одина. Может быть, теперь подействует?

Я поцеловал серую волчицу, и… мне ответили теплые человеческие губы. Мы обнялись, так крепко прижавшись друг к другу, словно боялись, что кто-то из нас пропадет. Слова не были нужны, мы снова нашли друг друга. Словно не было суровой зимы, чужого мира, свирепых врагов и всего того, что разделяло нас с домом. Весь смысл жизни заключался только в том, чтобы смотреть в ее глаза, чувствовать на щеке ее дыхание, касаться ее губ… Вопросом нашего возвращения озаботились другие.

* * *

— Ну че, Ромео Йотунхеймского уезда, домой еще не собираешься?

— Фармасон, изыди, расфратник! Пусть себе целу… целу… апчхи! целуются на здоровье…

— Ба, чахоточный наш заговорил! Циля, тебе ведь хозяин запретил нос на улицу высовывать — у тебя насморк. Закаляться надо было, ханурик!

— Не юротствуй, мне уже совсем хорошо, почти…

— Спрячь кудряшки в карман! О тебе же забочусь, коматозное ты созданье… Если нашего Лександрыча вовремя не остановить, так он с этой волчицей до вечера на морозе целоваться станет. Домой пора, я тебя лечить буду.

— Сережка, что-то не так? — чуть отодвинулась Наташа.

— А? Нет… все в порядке, любимая. Я отвлекся, извини.

— Это твои ребята? — догадалась она, поправляя длинное серое платье, отороченное мехом.

— Именно, — кивнул я. — Понимаешь, они сидят у меня в карманах, там тепло. Анцифер совсем расклеился, видно, подхватил какой-то редкий вирус гриппа, действующий даже на ангелов. Может быть, все-таки настало время вернуться?

— Хорошо бы, но я не знаю как.

— Подожди, подожди… Ты — ведьма! Как это «не знаешь»?

— Слушай, заяц, когда я тебя чуть не съела… Ну, прости, прости, прости, пожалуйста! Это Сыч направил на меня заклинание, временно парализующее память. Ты умница, что сумел удрать. В общем, когда я все поняла, было уже поздно, мне тоже пришлось бежать.

— А тебе-то почему? Ты что, не можешь разобраться с навязчивым поклонником?

— Не могу, — потупилась она. — Не хотела тебе говорить… Он сумел украсть одну жизненно важную для меня вещь — бабушкин подарок. Помнишь, тот странный крест на тяжелой цепочке.

— Помню. Ну и что? Ты говорила, будто дара в нем уже нет, а как ювелирное украшение можно выбрать вещицу и помодней.

— Нет. Цепь несла в себе всю колдовскую силу моей бабки; когда я приняла ее, то часть меня тоже перешла в этот амулет. Теперь в нем моя энергетика, мои флюиды, мое биополе. Используя его в заклинаниях, Сыч имеет возможность влиять на меня. Пусть ненадолго, но если такой случай повторится, ты можешь и не успеть. Я не хочу больше рисковать…

— Ты не хочешь вернуться в Питер?

— Хочу, но он найдет нас.

— Тогда в твой Город?

— Там он найдет нас еще быстрее. Сережка, милый, пока цепочка с крестом у него, мы в большой опасности. Он всегда будет знать, где я. Мы можем только прятаться.

— Это не выход. Думаю, нам все-таки стоит вернуться и поговорить об этих проблемах с сэром Мэлори.

— Ты с ним знаком?! — поразилась Наташа. — Но все знают, что он очень могущественный маг и настолько занятой, что никого не принимает. Аудиенции к нему ждут годами.

— Неужели? Хм… я попал без проволочек. Думаю, он будет рад с тобой познакомиться. Ну так что, поехали?

— Но как?

— Сейчас узнаем. Эй, парни, — я аккуратно сунул пальцы в карманы, — вылезайте, мне нужна ваша помощь.

— Не вылезу, я пригрелся! — ворчливо раздалось из левого.

— Висьма сошалею, но грипп есть грипп… Лучше я посишу тут, а то еще зарасу ково-нибуть ненароком, — тоном умирающего лебедя донеслось справа.

— А ну бросьте комедию ломать! — прикрикнул я. — Выходите, поговорим серьезно. Мы с женой намерены вернуться.

— Ясненько… Циля, ты глянь, он рассматривает нас как живой билет на обратную дорогу.

— Минуточку, Фармазон… Я никого не хотел обидеть!

— Сергей Александрович, мне ужасно неудопно, но увы…

— Циля, не извиняйся! Не извиняйся, ты во всем прав. Раз уж этот небритый ворлок с литинститутским образованием упорно не желает понимать очевидного, я сам ему скажу. Прямо в лицо, честно и бескомпромиссно! Всю правду-матку изрежу! Что на сердце — то и на языке! Нечего тут… пусть знает, что я о нем думаю… Вот так! Я же кремень, сказал — сделал! Ну, Циля, давай…

— А-а-апчхи! Чево давай? — недопонял Анцифер.

— Ну, говори, — пожал плечами черт, — я вот выполнил свой гражданский долг, теперь давай ты объясни ему, что почем!

— Сереженька, — вновь потянулся за носовым платком простуженный ангел. — Мы веть вас предупрештали, что не можем двашды вхотить в одно и то ше измерение. Вы уш простите великодушно, а-апчхи, но в тот Город или в Питербурк мы уже не попадем…

— Наташа! Они говорят, что не могут нас вернуть. Им не дано дважды входить в одну и ту же реку.

— Значит, у нас определенные сложности с возвращением, — подытожила она.

— Видимо, так, любимая. — Я обнял ее за плечи, стараясь выглядеть сильным и уверенным. — Ничего, мы обязательно что-нибудь придумаем. Вот, например…

Договорить мне не удалось, со всех сторон послышался заунывный волчий вой, и за считанные минуты мы оказались окруженными стаей. Анцифер и Фармазон разом юркнули в свои карманы. Волки мгновенно взяли нас в кольцо, замерев буквально в двух шагах. Их глаза горели жаждой крови, мышцы перекатывались под шерстью, а прорывавшееся сквозь зубы рычание сливалось в одно нешуточное предупреждение. Мы не шевелились, прекрасно понимая, что при первом же движении нас разорвут на куски. Потом вперед величаво вышел старый Сыч. Язык у мерзавца почти отошел, но говорил