Шрифт:
Закладка:
Миша сидит рядом, держит ее за исхудавшую руку. Чувствует, как пальцы жены слегка сжимают его ладонь. Галя, набравшись сил, открывает глаза и смотрит на мужа.
– Ты… остаешься… один…
С трудом прошептав последние слова, она замолкает, навсегда отрезав последний путь к спасению, который еще оставался в жизни Михаила.
После этого не оставалось никого и ничего, что могло сдержать гнев убитого горем майора.
– …Прости! Прости! Дай мне жить! Я не убивал ее, слышишь, не убивал! Прошу тебя! Не надо!
Убийца кричал, пытаясь вымолить себе жизнь. Не прощение… а только жизнь…
Но Михаил не верил ему.
Два выстрела в ночи… на том самом мосту… в том самом месте, которое Машенька пометила своим платочком, обмотанным вокруг перил…
Михаил медленно уходил в сторону домика. Кровь убитого текла сквозь щели в досках в реку, на острые камни… И заливала черным отчаянием душу Михаила…
Почему он выбрал день, когда была гроза?
Он не выбирал. Такова судьба – она дала возможность совершиться преступлению под струями смывающего все следы дождя. И никто не нашел ни одной зацепки, чтобы найти убийцу… Хотя все вокруг знали, кто убил… И молчали, пытаясь пережить и забыть. Вычеркнуть из своей памяти навсегда.
– Миша! Они будут стрелять! – Голос знавшего все друга продолжал звучать откуда-то издалека. – Миша, я прошу тебя, убери руку с кобуры. Встань, и пойдем отсюда, Миша! Все кончено! Вставай, Миша!
Друг! Отец Костика! Конечно, именно он должен был за ним прийти. Именно он встал сейчас между Мишей и бойцами, которые могли одним привычным движением в действительности закончить все. Может, сделать резкое движение, тронуть застежку на кобуре? И они не промахнутся… Главное, чтобы не попали в Серегу…
И вдруг в голове у Михаила снова зазвучал ее звонкий голосочек:
– Папа, папочка! Вставай! Иди за мной, папа! Иди за мной!
Не может быть! Она зовет его?! Хочет, чтобы он встал и пошел?!
– Папочка! Ну где же ты? Иди! Иди за мной!
В глазах у Михаила совсем потемнело… Все вокруг погрузилось в тишину, кроме этого звонкого голоска и ее заливистого смеха.
– Папочка, вставай! Я жду тебя! Иди! Иди! Скоро ты будешь со мной! Обещаю, папочка! Иди! Мы с мамой ждем тебя!
Полковник готов был начать паниковать. Михаил не убирал руку с кобуры. А спецназ только ждал кивка этого проклятого следователя. Краем глаза Старыгин видел, как менялось лицо москвича – становилось все жестче и решительнее. Вероятно, он уже сотню раз успел пожалеть, что согласился пустить полковника вперед и не производить классического задержания.
Старыгин знал – еще несколько секунд, и спецназ начнет действовать. И тогда, скорее всего, его ждут очередные похороны…
Полковник глубоко вздохнул и приготовился броситься к другу, перехватить его руку и прикрыть собой…
И вдруг он увидел, как из-под опущенных век Михаила выкатились две большие, точнее, огромные слезы. Почти соревнуясь друг с другом, они быстро потекли вниз к изогнутым уголкам его губ. И разбились о них, оставив на изможденном лице майора только влажные следы. Но не слезы друга заставили Старыгина замереть.
Полковник мог поспорить – Миша улыбался. Улыбался так, как это мог делать только он. Где-то там, внутри себя, в глубине души он озарился светлой улыбкой. А уже она отразилась на его лице слегка вытянувшимися в стороны уголками губ, подчеркнувшими широкие впадины на щеках майора. И хотя полковник не видел Симонова улыбающимся уже много лет, он помнил – таким Миша бывал, когда ему было по-настоящему хорошо!
Миша открыл глаза и почти ясным взглядом посмотрел перед собой. Чуть шевельнув губами, что-то беззвучно произнес. Старыгин готов был поклясться, что услышал дословно:
– Я иду, родная, иду!
Рука Михаила отпустила кожаную крышку кобуры и медленно скользнула ниже. Сам он немного обернулся в сторону Старыгина и посмотрел ему прямо в глаза. Сергей поразился преображению. Сейчас на лице майора отчетливо читались спокойствие и умиротворенность. Взгляд совсем прояснился и напомнил ему друга, с которым Старыгин провел бок о бок большую часть своей жизни.
Симонов медленно поднялся со стула, не отводя глаз от Старыгина. На секунду замер и отвел руки назад, выказывая готовность к движению в нужном конвоирам направлении.
Два бойца спецназа мгновенно оказались по обе стороны от майора. Один продолжал держать Михаила на прицеле штурмовой винтовки, а другой несколькими ловкими движениями вытащил из его кобуры табельный «макаров». Спрятал пистолет в набедренный карман и извлек из соседнего увесистые наручники старого образца из темного металла. Еще два движения, один щелчок, и руки Симонова оказались скованными у него за спиной.
– На выход! Пошел! – Второй спецназовец слегка кивнул головой майору на дверь.
Симонов шел медленно, но очень легко. Давно уже ему не было так приятно ходить! Даже плечи как-то распрямились и больше не давили, не прижимали Михаила к земле.
Майора отпустило! Случилось все, что должно было произойти, – он спас Машу, рассказал всем о постигшей его беде и освободился от страха встретить на своем пути еще одного маньяка. Его доченька звала за собой, и он чувствовал, что скоро с ней встретится… воссоединится навсегда. Симонов верил, что надо идти вслед за ее голосом! И тогда все в их жизни снова будет, как прежде…
Симонов прошел мимо Старыгина, еще раз улыбнувшись ему. Всего несколько шагов – Старыгину они казались вечностью. Но Михаил прошел их так легко, как не ходил никогда.
Следователь, удивленный столь резким изменением состояния задержанного, еле успел отступить в сторону, когда Симонов прошел мимо, чуть не толкнув его плечом.
Майор шел по длинному коридору своего родного УВД с высоко поднятой головой. Люди отступали, освобождая дорогу и провожая удивленными глазами посветлевшего за последние минуты человека.
Следом за ним слева и справа шли два бойца. Винтовки уже не целились в спину Михаила, а «отдыхали» стволами вниз в тренированных руках.
Долго держать три с половиной килограмма металла было утомительно… да уже и не нужно.
Все закончилось!
Старыгин уходил из оперативного штаба последним. Больше это помещение не понадобится никому. Завтра же его разберут и дверь опечатают. То, для чего его создавали, свершилось… Больше оно не приведет никого в тюрьму, даже заслуженно.
Полковник протянул руку к выключателю. И вдруг замер, не решаясь обернуться и посмотреть в дальний темный угол. Там кто-то был… и это был
