Шрифт:
Закладка:
- У меня ноги отымаются! Руки не подымаются! Вы уж его найдите… найдите и просовестите да так, чтобы все-то слышали! Каков сыночек! Бросил матушку… ради кого? Ради…
Имя вычеркивается.
Хотя, конечно, проверить надо… или нет? Сомнительно, чтобы госпожа Красовская сына с кем-нибудь да перепутала.
- Ушел. Вот… - пальцы загибаются, губы шевелятся. – Аккурат на утро… тринадцатого апреля. Четверг. Ушел и сказал, чтобы к ужину не ждала. Денег оставил. Сто сорок пять рублей и шестьдесят три копейки. У меня все записано.
- Откуда деньги?
- Работа, - у этой женщины лицо почти неподвижно, оно подобно маске, некогда застывшей и на века. – Он нашел работу.
- Где?
- Сдельную. Артель. Лесоповал. Третий участок. Я описала в заявлении.
Её заявление и вправду выделялось четкостью изложения и обилием деталей. Вот только никаких артелей, которые бы валили лес на третьем участке не было. О чем имелась справка. Правда, на том расследование закончилось.
- Да душная она, - сказал Шапошников, поморщившись. – Небось, сбежал мужик.
- Его могут признать без вести пропавшим? А лучше мертвым? – у нее волосы зачесаны гладко, один к одному. И одежда, пусть не новая, но аккуратная. – Тогда будет полагаться пенсия. Мне детей растить.
Четверых.
- Я постараюсь провести экспертизу… и поторопить.
- Благодарю…
Она не скандалит в отличие от той, что была до нее. И не плачет. Не требует немедля найти пропавшего любимого, который совершенно точно не собирался покидать, но наоборот, они заявление в имперскую канцелярию готовы были подать. Не смотрит с надеждой.
Она выставляет на стол сверток с вещами.
- Я читала, что экспертиза требует наличия личных вещей, пребывавших в близком контакте, - сверток завернут в промасленую бумагу. – Я еще тогда отложила…
- Скажите… - Бекшеев смотрит на бумаги. – Валентина Игоревна, а вы кем работаете?
- Кладовщицей, - край губы чуть дергается. – Раньше секретарем была. Еще в Екатеринбурге. Но замуж вышла. Переехали. А тут и вовсе работы нет.
- И сколько получаете?
Немного.
Даже откровенно мало. За такие деньги с четырьмя детьми не выжить.
- Стенография?
- Владею. Но давно не занималась.
- Машинка?
- Старые модели все. С новыми… не знаю. Надо смотреть и разбираться.
- А вы не хотели бы попробовать снова…
Бекшееву одному не справиться с бумагами, которых в кабинете слишком много. Пусть Тихоня и старается, но он тоже почти потерялся в этих вот. А еще протоколы перепечатывать надо.
Подшивать.
Заверять.
Взгляд женщины скользит по комнате. А голос на мгновенье перестает быть равнодушным:
- Боюсь… это будет неразумно с моей стороны. Вы здесь ненадолго. А назад меня не возьмут.
Тихоня крякает.
Недолгая задумчивость. И выражение лица такое, что явно он почти готов жениться и усыновить всех четырех детей, если это избавит его от необходимости писать протоколы. Но раньше, чем он успевает предложить этот удивительный в простоте вариант, женщина продолжает:
- Но я могу взять отпуск по основному месту работы. У меня скопились за несколько лет. Если это вас устроит… к слову, работу муж нашел через знакомого. Я видела его не так давно.
Глава 21 Красный зверь
Глава 21 Красный зверь
«Местный же народ именует красным зверем не только лису, коих в оных местах водится великое множество, но и волка. Однако след упомянуть, что тамошние волки с виду весьма отличны от наших, ибо размером невелики, худоблявы и шерсть порой имеют окраса темного, с рыжиною…»
«Записки охотника»
Мертвогляд.
Я теперь понимаю, что она хотела сказать, наша разлюбезная квартирная хозяйка. Взгляд у этого человека и вправду был мертвым. А вот сам он…
В первое мгновенье я даже растерялась.
Надо же…
Огромный какой. Выше меня на голову. А уж шире настолько, что и представить сложно. Как он вообще в дверь-то проходит. И главное, халат ему нашли.
По размеру.
Белый.
Белого в подвале морга вообще много. Белый кафель на стенах. Белый же – на полу. Белый потолок, отчего-то с лепниной, хотя кому вообще в голову пришло украшать лепниной морг? И белые простыни на столах.
Пахнет…
Моргом и пахнет. Чистящим средством. Дезинфектантом. И самую малость – мертвечиной.
- Доброго дня, - непривычно вот так голову задирать, силясь разглядеть человека.
Лицо…
Красивое, пожалуй. С этой самой печатью аристократизма, которая бесит невероятно, наверное, подспудным пониманием факта, что у меня этой печати нет.
Нос с горбинкой.
Высокие скулы.
Губы почти идеальной формы, разве что слегка пухловатые, отчего и кажутся капризными. Брови вот густые черные и сросшиеся над переносицей. Это слегка портит внешность, но не настолько, чтобы совсем уж. Волосы длинные, собранные в хвост.
И запах…
Мертвогляд?
Да некромант он! Настоящий. Я как поняла, даже оскалилась. А Софья – вот знала, что не стоит её с собой брать, но нет же ж, как откажешь после ночных-то откровений, - протянула руку и пропела.
- Доброго дня… у вас тут так… спокойно.
Теперь уже растерялся некромант.
Наверное, так на него еще никто не реагировал. А от растерянности взял и Софьину руку принял, и наклонился к ней, целуя. Ну-ну, хочет поставить милую дамочку, не сообразившую, где оказалась, на место? Сила у некромантов и вправду неприятная.
Хотя чего ждать от тех, кто со смертью возится.
- А табачное зелье, - сказала Софья с легким укором. – Никому еще на пользу не шло.
- Это Софья, - представила я её. – А вы… господин…
- Ярополк, - голос у некроманта оказался низким и гудящим. – Ярополк Святославович…
Интересно.
Как-то вот… мне представлялось, что у некромантов имена должны быть другими. Более зловещими, что ли? Хотя… что я о некромантах знаю?
К сожалению, больше, чем хотелось.
И на войне… боги миловали, в бою с ними не сходилась, ибо были некроманты редкостью, едва ли не большей, чем маг-аналитики и провидицы. Но слышать доводилось.
И видеть.
Там, в лагерях…
- Но можно по имени, - дозволили нам.
- Спасибо, - Софья
