Шрифт:
Закладка:
Третьим в себя пришёл Джеймс, а как только он открыл глаза и мне стали доступны его воспоминания, я немедля приступил к просмотру памяти, так как произошедшие с ним духовные трансформации вызывали у меня и Иоланты Певерелл значительную озадаченность с огромным перечнем вопросов.
Мда… Всё же делать своим выбором асфодель в качестве платы ритуалу призыва фамильяра было сомнительным решением с его стороны. Тем более, что этот балбес использовал асфодель не простой, а выросший в домене Иоланты на берегу реки Смородины.
Оленя, который теперь уже точно не Олень, увело из нашего мира не простым пространственным проколом, а тропами мертвых, и вывело его в гнездовье грифонов, да только не тех, что обитают в нашем магическом мире, а фиг его знает в каком мироздании. Джеймс оказался посреди циклопический пещеры из которой вело множество широких, но не глубоких коридоров, открывающих путь наружу, через которые было видно чистое бирюзовое небо. В этой пещере находилась поселение явно разумных пернатых хищников, самые маленькие из которых достигали размеров индийского слона. Поттер же, находясь в трансе, был в неадекватном состоянии и не обращал внимания на происходящее вокруг, а там явно недавно произошло серьезное сражение. Всюду лежали тела мертвых грифонов и мало чем уступающих им в размерах ящеров. Но всё это было ему в тот момент не интересно, Джеймс был ведом ритуалом и целенаправленно двигался в сторону одного из убежищ, из которого доносился душераздирающий, прерывистый клёкот, наполненные лютой ненавистью, болью и горем. Только лишь просматривая эти воспоминания, даже сквозь дурман, застилающий сознание Поттера, краем касаясь тени его тогдашнего состояния, я ощутил себя словно бы вновь оказался в домене Иоланты на границе с Серыми Пределами. А когда Джеймс оказался перед убивающейся и изливающей вокруг себя горе огромной самкой грифона, склонившейся над несколькими раздавленными, смятыми яйцами и еще одним, лишь имеющем множество трещин, до меня дошло кем в тот момент был наследник Поттер. Он исполнял роль ангела смерти, ну или же жнеца, не суть важно, а пришёл он в этот мир ведомый механизмом ритуала поиска подходящего себе фамильяра, но делал это опираясь на измерение Смерти. Было удивительным, но мама-грифон смогла увидеть Джеймса, хотя скорее всего лишь ощутила, перестав издавать терзающие тишину звуки и каким-то образом она сумела понять, что последнее яйцо, имеющее множество трещин на скорлупе, в котором еле теплилась жизнь, обрело шанс на дальнейшее существование. Её последний из нынешней кладки малыш будет жить и ещё встанет на крыло, воспарив в небеса!
Джеймс же никак не отреагировал на то, что его каким-то образом смогли заметить, хотя в мире грифонов он появился уже под сокрытием чар вуали Морены. Его вниманием полностью завладело последнее из яиц и, подойдя к нему в плотную, он словно бы накинул на него подол несуществующей мантии невидимки и в то же мгновение, как яйцо оказалось в границах его ауры и, соответственно, эффекта сокрытия, Джеймс вместе с ним переместился в домен Иоланты!
А вот то, что он творил уже там, заставило меня вспомнить, какого это ощущать, когда на теле волосы от волнения дыбом встают. В моём нынешнем физическом воплощении волосы у меня только на голове.
Но вернёмся к Джеймсу тире Жнецу.
Этот балбес перенёсся в домен Иоланты и оказался ровно посерёдке, в центре моста через реку Смородина, ну или же Стикс. Стоял же он спиной к бывшему дворцу Морены, где ныне восседает Леди Певерелл, и лицом к ледяным пикам гор, берег которых устилал неприглядный туман, в котором бродили тени умерших. Но окружающая обстановка не оказывала никакого угнетающего, подавляющего эффекта на потомка Игнотуса, одного из печально известных братьев Певерелл. И Джеймс, всё ещё ведомый ритуалом, пошел в сторону Серых Пустошей с находящимся в его руках яйцом, которое он держал перед собой.
Стоило же только ему ступить на берег мертвых, откуда уже нет обратной дороги в Явь для любого живого существа здесь оказавшегося, наследник Поттер каким-то образом смог повлиять на здешний туман, который по его воле стал окутывать треснувшее яйцо и чем больше тумана мертвых проникало в него, тем меньше становилось трещин, пока они вовсе не исчезли, явив взору целехонькое яйцо. Да только на этом священнодействие находящегося в трансе малолетнего ангела смерти не прекратилось. Джеймс обернулся к реке и, оказавшись у самого края мертвых вод Смородины, окунул в них яйцо, а когда вынул его из него, то его руки, которые только что побывали в воде, стали своим внешнем видом напоминать конечности мумифицированного трупа. Мышцы Поттера по локоть усохли, кожа стала словно пергамент, жёлтой, потрескавшейся и плотно облегающей кости. Зрелище было не для слабонервных. Очень выразительным и отталкивающим были запястья и кисти рук, на которых выделялись своей гротескность, на фоне общего истощения суставы пальцев и черные удлинённые ногти, ставшие теперь напоминать когти!
С яйцом также произошли перемены во внешнем виде, и если ранее оно было бардового-коричневого цвета, то теперь стало пепельного и ещё чуть уменьшилось в размере.
Лицо Джеймса озарила глупая улыбка и с счастливой рожей он двинулся в сторону Калинова моста, а взойдя на него, после каждого нового шага в сторону берега, на котором находился дворец Иоланты, его руки стали постепенно обретать нормальный вид, пока не стали выглядеть как обычные, до его купания их в реке. А как только наследник Поттер сошёл с моста, между ним и яйцом сформировалась связь хозяин-фамильяр, а ритуал прекратил свою работу, утянув Джеймса вместе с новообретённым спутником в магический мир на поляну, где их уже поджидали я и половина боевого крыла ордена Дракона.
После просмотра всего этого эпического, а другого подходящего слова, которое максимально близко описывало бы приключение Джеймса, у меня не нашлось, я понял причину нынешнего состояния души этого придурка. Его руки теперь не принадлежат наследнику Поттер, они теперь сутью своей, свойствами и способностями соответствуют рукам Богини Смерти, причём не Леди Иоланты, что нынче исполняет эти обязанности в нашем мироздании, а идентичны рукам Хель! Не прошло для него бесследно то, что он сполоснул свои руки в реке мертвых. И теперь, если
