того как распылял дурсбан или диазинон в щели между стенами и полом. Порой тараканы выплескивались наружу в каком-то подобии танца, бегали, дергались и падали, когда начинали задыхаться от химикатов. Частенько среди них попадались крупные черные тараканы, настоящие быки в стаде, которые вдруг оживали и бросались наутек. Именно таких он ловил руками, бросал в пластиковый пакет и относил домой для экспериментов. Он преклонялся перед их силой, их невероятной стойкостью – мало что было способно справиться с мощным трехдюймовым быком. От диазинона они могли на время обезуметь, но без повторного опрыскивания быстро приходили в себя. Даже раздавить их было не так уж просто, на короткое время они притворялись мертвыми, а потом, словно неутомимые танки, уносились прочь, волоча за собой свисающие из брюха внутренности. Они были очень быстры, эти настоящие выживальщики, которые сохранялись практически неизменными миллионы лет. Месяц за месяцем он пытался сжечь их, потопить в унитазе, удушить, сварить в кипятке, проводил десятки других смертельных экспериментов. Мало что приносило результат. По чистой случайности пакетик с тараканами оказался при нем, когда он посадил к себе в машину ту первую девушку. Потом она умерла, а он задумался о том, задохнутся ли тараканы у нее во рту или нет, и взялся за работу. В конце концов они задохнулись, и он был очень доволен собой. И стал вдвое довольней, когда узнал из газет, что его прозвали Тараканом. Он посчитал это честью для себя и решил, что и дальше будет делать то же самое, просто забавы ради, потому что газеты и полиция, видимо, ожидали от него повторения.

Теперь, глядя на свое отражение в зеркале, он подумал, что становится похожим на них. Широкие, чуть сутулые плечи; большие, мускулистые руки, как стальные зажимы; тяжелый лоб с темными бровями и маленькие черные глаза, не пропускающие ничего. Когда-то у него были черные вьющиеся волосы, но, устроившись в «Аладдин», он коротко постригся, и остался лишь выпуклый, почти голый череп. Крохотные уши и костлявые, выпирающие локти довершали образ, который он сам себе представлял, – будто с ним происходят эволюционные изменения, которые преодолевают границу между человеком и насекомым, прибавляют ему силы и сообразительности, делают его почти непобедимым, как тараканы.

Он отклеил уголок вощеной бумаги, покрывавшей клетку, просунул руку и ухватил таракана большим и указательным пальцами. Таракан выскользнул, и пришлось потратить еще несколько секунд, чтобы поймать другого. Потом он приклеил бумагу на место, чтобы никто не смог сбежать, и, держа извивающегося таракана в левом кулаке, правой рукой включил освещение. Люстра наверху – полупрозрачный зонтик из грязноватого стекла – залила комнату резким светом, отбросив на пол огромную тень мужчины. Он подошел к плите, включил газ и подвесил таракана над пламенем. Насекомое отчаянно цеплялось за его пальцы. Он властвовал сейчас над жизнью и смертью – так же, как было с теми девушками, подружками Бев, которые смеялись над ним, когда думали, что он ничего не заметит. Он знал, что они смеются, потому что был намного умней, чем считал нужным показывать. Кое-кого из этих девушек он видел с Бев раньше, когда был еще маленьким и она часто выходила на панель. Они были ее подружками и прятали Бев от него.

Раньше он просто зажимал им рот ладонями, чтобы они больше не могли смеяться, но Мастер сказал, что это расточительство. Он сам хотел их заполучить и объяснил, что Таракан должен забрать с работы яд – жидкость или порошок – и с его помощью на время усыпить девушек. В субботу вечером Таракан брал со склада один из препаратов – сэвн даст, В-1, дурсбан, диазинон или какой-нибудь еще. Он мало что о них знал, за исключением того, что мистер Латруп велел надевать маску при работе с ними. Так он и поступал, когда смешивал химикаты в бутылочке над своей плитой. Потом отрывал кусок от старого полотенца, долго смачивал тряпку в растворе, сливая остатки коричневой маслянистой жидкости в бутылочку из-под апельсинового сока, которую хранил под раковиной. В первый раз он попробовал новый способ вечером следующего вторника, и Мастер очень рассердился на него, потому что девушка была уже мертва, когда Таракан привез ее на Блэквуд-роуд. С тех пор он разбавлял смесь вдвое большим количеством воды, и все получалось прекрасно.

Насекомое загорелось. Таракан понаблюдал, как оно поджаривается, а потом бросил в раковину корчиться от боли и бегать по кругу. Включил воду, и все еще дергающее лапами насекомое засосало в сливную трубу.

Вдруг глаза Таракана загорелись, он вскинул голову. Ему послышался слабый шепот, доносящийся сквозь щель в оконной раме и заполняющий собой комнату. Он подошел к окну, приложил ладонь к стеклу, вглядываясь в темноту, и стал слушать, наклонив голову набок. Мастеру понадобится еще одна жертва завтра ночью. А сегодня он желает, чтобы Таракан уснул и забыл обо всем плохом, думая только о завтрашнем дне и о грядущем новом царстве.

Несколько минут Таракан стоял, прижавшись лбом к стеклу, а затем подошел к стене и выключил свет. Уже оказавшись в постели, он подобрал с пола эспандер и принялся сжимать его. Сжать… держать… отпустить, сжать… держать… отпустить: он повторял это упражнение по двести раз перед сном. Пружины скрежетали в темноте, словно трущиеся друг о друга мандибулы.

Гробокопатель

Понедельник, 28 октября

I

Было без двенадцати три утра. Ноэль Алькавар закинул ноги на стол, а латинское диско из приемника перед ним гремело так, что могло бы разбудить даже мертвого. «Хотя нет, не совсем, – подумал Алькавар, надвинув на глаза серую кепку. – По крайней мере, эти покойники не поднялись из своих могил. А если бы и поднялись, я бы наподдавал им под задницы и отправил обратно в ад. О-хо-хо, ну и работка!» Он подергивал одной ногой в ритме диско, прикрыв глаза и пытаясь забыть о пяти десятках трупов, что лежали в темноте под огромными корявыми деревьями, поросшими зеленым испанским мхом.

Уже пятую ночь он подменял своего брата Фредди, носившего сомнительный титул старшего сторожа кладбища Рамона-Хайтс в округе Хайленд-Парк. Сомнительный потому, что Фредди Алькавар был единственным штатным сторожем и начальствовал над тощим пареньком-чикано, который был слабоумным, но все же достаточно сообразительным, чтобы то и дело притворяться больным. А теперь сам Фредди подцепил вирус, удерживающий его в кровати с перерывами на рывки до туалета, и доктор велел ему оставаться дома и лежать. Вот Ноэль и выручал его, громко