– Поэтому Инчу-Чуна, мой отец, и увел вас в пуэбло. Почему вы вернулись? Зачем ты хочешь увидеть то, чего ты не можешь видеть?

– Я надеюсь, что, присутствуя при его смерти, мне не придется испытывать ужаса.

Говоря так, я думал, что мне удастся добиться у своих новых друзей смягчения участи Рэтлера. Заметив мое волнение, Виннету оставил меня одного и вскоре вернулся в сопровождении своего отца. Я решился сказать им о том, что Клеки-Петра, религия которого требовала прощения врагов, не потерпел бы жестокостей.

Мои слова произвели впечатление. Обменявшись с сыном многозначительным взглядом, Инчу-Чуна обратился ко мне:

– Итак, слушай, что я тебе скажу: мы хотим узнать, жива ли еще в этом человеке хотя бы самая малая искра добра. Если тебе удастся склонить Рэтлера к тому, чтобы он, как твой враг, перед пыткой попросил у тебя прощения, он умрет без мучений.

– Могу я сообщить ему об этом?

– Да.

Начались приготовления к пытке. С телеги был снят покров, и мы увидели в ней напоминающий гроб продолговатый предмет, к которому был привязан человек. Недалеко от того места, где боковая ложбина примыкала к главной долине, поднималась скала. Перед ней находился сложенный из больших камней и открытый спереди четырехугольник. Кроме того, повсюду лежали камни, сваленные в беспорядочные груды. Снятый с телеги гроб был выставлен у четырехугольника. В связанном человеке я узнал Рэтлера.

– Знаете ли вы, для чего здесь свалены эти камни? – спросил Сэм.

– Для того, чтобы из них соорудить могилу?

– Правильно… Двойную могилу.

– Чтобы в ней поместился и Рэтлер?

– Да. Убийцу хоронят вместе с его жертвой. Впрочем, так следовало бы поступать при всяком убийстве, если бы это было возможно.

Между тем гроб поставили вертикально, так что Рэтлер мог стоять на ногах, и человека вместе с гробом привязали крепкими ремнями к каменной стене. Зрители приблизились к месту пытки и образовали вокруг него полукруг. Царила глубокая напряженная тишина. Наконец вождь обратился к собравшимся с речью:

– Воины апачей собрались здесь для суда, ибо тяжелая утрата постигла племя, утрата, которую виновник ее должен искупить смертью!

Далее Инчу-Чуна со свойственной индейской речи образностью говорил о Клеки-Петре, о его характере и деятельности, а затем подробно описал обстоятельства, при которых было совершено убийство. Он рассказал о том, как был схвачен Рэтлер, и, наконец, объявил, что убийца будет замучен до смерти и похоронен вместе с мертвым в том же положении, в котором он привязан к гробу.

Инчу-Чуна подал мне знак, и я подошел к Рэтлеру. Он встретил меня дикой руганью и наотрез отказался согласиться на условие, поставленное ему Инчу-Чуной для облегчения его участи. Все мои попытки уговорить его оказались напрасными.

Печальная сцена началась. Вначале я думал удалиться, но, так как никогда не видел подобного зрелища, решил остаться до тех пор, пока это будет возможно.

Зрители сели. Несколько молодых воинов с ножами в руках выступили вперед и выстроились приблизительно в пятнадцати шагах от Рэтлера. Они целились в него ножами, но старались не причинить ему вреда, и лезвия, все до одного, вонзались в доски гроба, к которому он был привязан. Первый нож вонзился справа, второй слева от ступни, слегка ее касаясь. Цель следующих ножей была намечена выше, и так продолжалось до тех пор, пока обе ноги не были тесно обрамлены четырьмя рядами острых лезвий.

До этого момента Рэтлер держался довольно сносно. Но когда ножи стали втыкаться все выше и выше, становясь в ряд вдоль очертаний его тела, его обуял ужас. Всякий раз, когда нож направлялся в него, он испускал вопль, и эти вопли становились тем сильнее и тем отчаяннее, чем выше целились индейцы.

Наконец очередь дошла до головы. Первые два ножа вонзились в гроб по обе стороны шеи, следующие несколько выше, и так вплоть до макушки.

В конце концов, вокруг головы не осталось больше места ни для одного лезвия. Тогда ножи вытащили, а юноши, метавшие их, расселись по своим местам. Оказалось, что завершившаяся часть зрелища была не более чем вступлением, задуманным как своего рода испытание, чтобы молодые люди могли показать свое умение точно попадать в цель.

Затем Инчу-Чуна вызвал более зрелых мужчин племени для метания ножей на расстоянии тридцати метров. Он подошел к Рэтлеру и, указывая на определенное место в верхней части его правой руки, скомандовал первому из приготовившихся к метанию воинов:

– Бей сюда!

Брошенный нож попал точно в указанное место и, пробив мускул, воткнулся в крышку гроба. Положение становилось серьезным. Рэтлер почувствовал боль и завыл, думая, что уже настала его последняя минута. Второй нож вонзился в мускул другой руки, и вой усилился. Третий и четвертый ножи были направлены в ноги, попадая и здесь точно в обозначенные вождем места. Крови не было видно, так как Рэтлер был в одежде, и индейцы целились только в те части тела, ранение которых не было связано с опасностью для жизни и не влекло за собою сокращения времени зрелища. Если Рэтлер до того, может быть, надеялся, что пытка не угрожает ему смертью, то теперь он должен был убедиться в обратном. Еще несколько ножей пробили ему руки и ноги, и крики его превратились в один непрерывный вопль.

Слушатели ворчали, шикали и различными другими способами выражали свое презрение. Дело в том, что индеец ведет себя на пытке совершенно иначе. Как только начинается зрелище его смертельных мук, он затягивает предсмертную песню, в которой восхваляет свои подвиги и издевается над мучителями. Чем сильнее причиняемая ему боль, тем язвительнее те оскорбления, которые он бросает в лицо своим врагам, но ни жалоб, ни крика никто от него не услышит. Когда наконец наступает его смерть, враги восхваляют его славу и хоронят со всеми принятыми у индейцев почестями, ведь то обстоятельство, что они послужили причиной его славной смерти, делает честь и им самим.

Иначе обстоит дело, когда пытают труса, который кричит и воет при малейшем ранении или, чего доброго, даже просит о пощаде. Мучить такого труса не доставляет почета, пытка становится скорее позором для мучителя, поэтому, в конце концов, не находится ни одного бравого воина, который пожелал бы продолжать ее, и труса убивают.

Также поступили и с Рэтлером. Его столкнули в реку, после чего двум мальчикам было отдано приказание выстрелить по нему из ружья. Обе пули попали в голову, и он тотчас же скрылся под водой.

Презрение индейцев к Рэтлеру было столь велико, что дальнейшая судьба трупа их совершенно не интересовала, и, когда мертвое тело, уносимое течением, поплыло вниз по реке, они не удостоили его даже взгляда. Может быть, он был не убит, а только ранен. Может быть, он только притворился пораженным насмерть и нырнул под воду, чтобы в безопасном месте вновь появиться на поверхности, – заниматься им дольше не стоило труда.

Инчу-Чуна подошел ко мне и спросил:

– Доволен ли теперь мною мой молодой бледнолицый брат?