Шрифт:
Закладка:
– Как поступишь? – спрашивает он, вырвав меня из моих мыслей. – Когда мы доберемся до Четвертого королевства.
– Уеду, – быстро отвечаю я, потому что мне нужно помнить о своей цели. Не позволю ему или любому другому мужчине мне помешать. – Я заполучу золото, которое мне пообещала Аурен, а потом уеду на первом же корабле далеко-далеко. Может, в пустыни Второго королевства, ведь, насколько я понимаю, все там совсем не похоже на Пятое королевство.
Озрик кивает.
– Чем займешься потом?
– Всем, чем захочу. Да вообще ничем.
– Ты больше не хочешь быть наложницей?
Я прищуриваюсь.
– Нет.
На мгновение между нами наступает затишье, единственное, что я слышу – шипение огня да то, как Озрик делает глоток.
– Ты могла бы остаться.
Я хмуро смотрю на него.
– Что?
– Думаешь, это побудит меня остаться? – резко спрашиваю я.
Он лишь пожимает плечами.
– Вполне возможно. Если ты не станешь противиться.
Я открываю рот, чтобы бросить в ответ какую-нибудь грубость, но решаю этого не делать. Вместо этого просто качаю головой.
– Ты сам отметил, что я шантажировала и использовала Аурен. Так почему предлагаешь остаться?
– Ты из кожи вон лезешь ради женщины, которая не хочет иметь с тобой ничего общего… А о другую женщину, которая пытается тебя поддерживать, только рада вытереть ноги. Подумалось, что, возможно, ты захочешь избрать иной путь.
Гнев – естественный спонтанный ответ, но сейчас он тлеет под пластом печали. Эта грусть напоминает сильную пощечину, от которой начинает жечь в глазах, и я прихожу в ужас, понимая, что это ощущение возникло не от усталости, а от чувств.
Я пытаюсь их подавить, заглушить, потому что плакать я ненавижу.
– Эй.
Отвернувшись, я нарочито не смотрю на него, презирая себя за эту уязвимость. Но дикарь, безусловно, не может оставить все как есть. Я чувствую, как он встает передо мной, обхватывает большим и указательным пальцем мой подбородок и заставляет взглянуть на него. Капитан хмурится и сердито смотрит на меня карими глазами.
– Что случилось?
– Ничего.
– Хрень собачья. Что случилось?
Я должна вырваться из его хватки. Должна встать и оттолкнуть его. Однако ловлю себя на том, что льну к его руке, замечаю, как по моей щеке скатывается слеза, а он смахивает ее большим пальцем. От этого прикосновения на коже остаются мурашки, словно я невинная дева. Какой абсурд!
– Кого волнует, если я уйду? – говорю я, и мне не нравится, как тонко звучит мой голос. Почему рядом с этим мужчиной я чувствую себя не в своей тарелке?
Его сердитый взгляд становится мягче. Я и не подозревала, что он может так смотреть. Что может смотреть так на меня.
– Это волнует меня, Желтый колокольчик.
Я глотаю подступивший к горлу ком.
– Почему?
Почему это тебя волнует? Почему я постоянно ищу тебя взглядом? Почему ты пытаешься мне помочь? Почему всякий раз, когда ты рядом, мое сердце бьется быстрее?
– Мне нравится твой решительный настрой, – ухмыльнувшись, говорит он с ухмылкой. – И всегда любил тех, кто кусается.
При мысли, как он кусает меня, покусывает мою плоть, в мыслях вспыхивают чересчур реалистичные образы.
– У меня есть план, и тебе в нем места нет, – говорю я и, набравшись сил, отстраняюсь и встаю. Озрик, разумеется, не отходит, не пропускает меня. Теперь мы стоим так близко друг к другу, что он касается меня телом, и мне приходится запрокинуть голову от того, насколько он высок ростом. И даже через толстый мех, накинутый на мои плечи, я чувствую исходящее от него тепло.
– Так измени план, – бормочет он, опустив взгляд на мои губы.
У меня перехватывает дыхание, но я подавляю эти чувства и ухмыляюсь.
– Мужчинам нужна только победа. Я не разыгрываю из себя недотрогу, чтобы ты прикладывал усилия. Я просто тебя не хочу, капитан.
Он не злится, а бросает в мою сторону ухмылку, от которой у меня почти поджимаются пальчики на ногах.
– Ты не хочешь меня?
Я шмыгаю носом и вздергиваю подбородок.
– Именно так.
– Значит, тогда… ты не сидела ночью на паллете и не думала о том, что спор со мной распалил твою кровь, не думала, как будешь обхватывать мои бедра своими длинными ногами и трахаться со мной так, что перед глазами вспыхнут звезды?
Сердце гулко бьется. Все его слова отзываются яркими картинками перед глазами.
Отрицать не стану. Бессмысленно, потому как дышу с трудом и знаю, что залилась краской. Внезапно я понимаю, что и не хотела бы отвергнуть его слова.
Черт подери, почему я так быстро сдалась?
А потом я совершаю огромнейшую глупость в своей жизни.
Я целую его.
Я прижимаюсь к его рту так, словно в нем таится божественный нектар. Сначала Озрик замирает от удивления, а потом опускает огромные руки на мою талию, отчего она кажется еще уже, чем есть на самом деле. Он царапает мои горячие щеки косматой бородой, но вместо злости или отвращения я чувствую, что мне это нравится. Я кусаю дерево в его губе, провожу по нему языком, целую так, как не целовала никого в жизни.
Потому что я делаю это не ради заработка. Не за монеты. Я не пытаюсь соблазнить его или устроить представление, а просто целую, потому что хотела узнать… хотела понять.
Я отстраняюсь, шумно дыша и округлив глаза. Черт побери, почему я совершила эту глупость?
– Это была ошибка, – выпаливаю я.
Он смеется, но рук с талии не спускает. Держит меня прикосновением более нежным, чем я от него ожидала. Я ненароком задумываюсь, каким он был бы любовником: грубым или нежным?
– Это была охренительно хорошая ошибка. Надо обязательно ее повторить.
Вырвавшись, я в спешке спотыкаюсь о ведро, но Озрик с легкостью хватает меня за руку, прежде чем я успеваю упасть.
– Так быстро решила уйти от костра? – окликает он, и я слышу в его хриплом голосе поддразнивание.
– Я и так уже согрелась.
Он смеется. Я еще сильнее краснею.
Быстро направившись к своей палатке, я мысленно распинаю себя, и тут он говорит:
– Если будешь готова совершить еще одну ошибку, то знаешь, где моя палатка. Напротив твоей.
Глупый неотесанный мужлан.
Глупая я.
Ворвавшись в палатку, я падаю на паллет и прижимаю руки к щекам, чувствуя, как покалывает губы. Сердце продолжает безудержно биться о грудную клетку. Между
