– Хочешь, я сам его прочту? – произнес он уже более учтивым тоном.

– Таг, ты ведь знаешь, что я сволочь? Я повел себя как сволочь тогда с Джорджией и мало изменился за эти годы.

– Боишься, что после прочтения этого письма я перестану тебя любить? – в его голосе слышалась улыбка, и от этого мне стало немного легче дышать.

– Ладно. Давай ты прочтешь его. Я не могу.

Я передал ему письмо и поборол желание заткнуть уши.

Таг разорвал конверт, развернул лист бумаги, наполненный словами Джорджии, и с пару секунд молча смотрел на него. А затем зачитал:

* * *

Дорогой Моисей!

Я не знаю, что сказать. Не знаю, что чувствовать. Единственное, что я знаю, это то, что ты застрял там, а я здесь, и мне еще никогда не было так страшно. Я постоянно навещаю тебя и ухожу, так и не добившись встречи. Я волнуюсь за тебя. Волнуюсь за себя.

Увидимся ли мы еще когда-нибудь?

Боюсь, что нет. И если это так, ты должен знать, что я чувствую. Возможно, однажды и ты сможешь поделиться со мной своими эмоциями. Мне бы очень-очень этого хотелось, Моисей.

Ладно, все карты на стол. Я люблю тебя. Правда. Ты пугаешь меня и восхищаешь, вызываешь желание ранить тебя и в то же время залечить все твои раны. Это странно, что мне хочется сделать тебе больно? Я хочу причинить тебе такую же боль, какую причинил ты мне. Однако даже мысль о твоих страданиях мучит меня. Нелогично, правда?

Во-вторых, я скучаю. Скучаю по встречам с тобой. Я могла бы смотреть на тебя целыми днями напролет. Не только потому, что ты красивый, – хотя не без этого, – не только потому, что ты создаешь красоту – и не без этого, – а просто потому, что что-то в тебе манит меня и заверяет: если бы ты просто впустил меня в свое сердце, если бы ты просто ответил взаимностью, у нас была бы красивая жизнь. Мне бы искренне хотелось, чтобы твоя жизнь наладилась. Больше, чем чего-либо другого.

Не знаю, прочтешь ли ты это письмо. Не знаю, ответишь ли на него. Но я хочу, чтобы ты узнал о моих чувствах, пусть они и изложены в этом убогом письмеце, которое пахнет Миртл, потому что оно месяц пролежало в моем бардачке.

Надеюсь, ты согласишься выслушать меня вживую, когда выйдешь из больницы. Даже если ты потом уедешь.

Пожалуйста.

Джорджия

P. S. Помнишь мои пять плюсов? Они не изменились. Даже после всего произошедшего, я по-прежнему благодарна. Просто хотела, чтобы ты знал.

* * *

Мы сидели в молчании пару долгих секунд. Я потерял дар речи. По сути, в письме не было сказано ничего такого. Но присутствие Джорджии в комнате стало ощутимым, реальным и теплым, как ее карие глаза и персиковые поцелуи. Ее слова буквально слетели с бумаги и протащили меня через тоннель в прошлое. Она будто стояла передо мной и ждала ответа. Поразительно, но даже после стольких лет у меня его не было.

– Чувааак, – присвистнул Таг. – Ты и вправду сволочь.

– Я еду в Леван, – заявил я, удивляя самого себя. Таг изумленно отпрянул.

– Зачем? Приятель, что происходит? Я чего-то не понимаю?

– Да нет, пустяки. В смысле, я подумал, что… – я замолк, поскольку сам не знал, о чем думал. – Забудь об этом.

Я забрал у Тага письмо и начал складывать его пополам, пока не остался плотный маленький квадрат. Затем положил его на ладонь и обхватил пальцами, будто мог просто его выбросить – просто выбросить все, что меня беспокоило. Я мог перечислить причины для этого беспокойства на пальцах, как делала мама Джорджии с приемными детьми, и выбросить их.

– Я не могу ясно мыслить. Мне плохо спалось последние пару дней. И встреча с Джорджией… – мой голос затих.

– Значит, ты собрался в Леван. И я поеду с тобой.

Таг встал, словно этот вопрос уже решен.

– Таг…

– Мо.

– Я не хочу, чтобы ты ехал.

– Это тот город, который ты терроризировал, верно?

– Никого я не терроризировал, – возразил я.

– Когда они обсуждали, что не помешало бы добавить городу ярких красок, вряд ли они думали про тебя, Моисей.

Я невольно рассмеялся.

– Я поеду с тобой и прослежу, чтобы тебя не погнали оттуда вилами.

– Что, если она не захочет со мной разговаривать?

– Тогда, возможно, тебе придется переехать туда на какое-то время. Бегать за ней, пока она не передумает. У меня создалось впечатление, что в свое время Джорджия была очень настойчивой с тобой. Сколько раз ты отшивал ее? Сколько раз она все равно возвращалась?

– Мне по-прежнему принадлежит бабушкин дом, так что у меня есть жилье и причина там остаться. Все эти годы я уплачивал налог на собственность.

– Тебе нужна моральная поддержка. Я представлю, что я Рокки Бальбоа, и потренируюсь несколько дней с шинами от трактора и курами. Если Леван хоть немного похож на Санпит, у них должно быть в достатке и того, и другого.

Глава 17. Моисей

Мы съехали с магистрали неподалеку от Нифая и поехали по старой трассе в Леван. Ее называли «леванский хребет». Самая заурядная двухполосная дорога с полями, растущими по бокам. Мы миновали стоянку «Круг А» с ее большим алым знаком, который было видно над эстакадой и за километр с автострады, чтобы дальнобойщики и усталые водители знали, что долгожданный отдых уже близко.

– Моисей, разворачивайся.

Я удивленно покосился на Тага.

– Я хочу увидеть то место. Оно там, верно?

– Ты о Молли?

– Да. Я хочу увидеть эстакаду.

Я не спорил, хотя смотреть там было не на что. Мой рисунок давно закрасили, и все о нем уже забыли. Как и о Молли. Но только не Таг.

Я развернул машину и нашел грунтовую дорогу, извивающуюся через поле, а затем выехал за эстакадой и начал подниматься по холмам. Повсюду по-прежнему валялись битые бутылки из-под пива и обертки от фастфуда. Из сломанного CD-плеера, который валялся там уже давно, судя по модели и производителю, торчали провода на месте отсутствующего динамика. Я боялся случайно проколоть шину и припарковался в небольшой яме неподалеку, прямо как в ту ночь много лет назад. В ту же пору года. В такой же октябрь – теплый не по сезону, но ожидаемо прекрасный. На нижних холмах пестрили яркие листья, а небо было таким голубым, что мне хотелось запечатлеть этот цвет при помощи кисти. Но в ту ночь было темно. В ту ночь Джорджия поехала