– Могу зажечь свечи, включить заунывную музыку, и проверим, – предлагаю я, сдерживая смешок.

– Неожиданное предложение, надо подумать… Это же надо было такое придумать.

– Ну скажем так, у меня выбора особо и не было, – отвечаю я, после чего подхожу к своему креслу и одергиваю в сторону занавеску. Впервые в жизни я делаю это, не будучи одной.

– Что это? – раздается за спиной голос Кевина.

– Мое истинное рабочее место, то, ради которого я создала весь этот мир, – говорю я, оборачиваясь к нему и обвожу рукой мистическую мишуру, что находится в комнате.

Кевин подходит ближе к доске, я вижу, как быстро бегают его глаза, читая мои короткие заметки: вопросы, мысли, факты.

– Шляпа, усеянная бриллиантами, – это первый опыт или он делал это и раньше? Кто стал для него проводником в этот мир? Кто еще знает об этих бриллиантах? Кто ищет эти бриллианты? – Кевин читает вслух вопросы, которые я написала рядом с фотографией Пола Морриса, после чего смотрит мне в глаза и спрашивает: – Ты думаешь, его смерть связана с бриллиантами?

Поворачиваюсь к доске. Я не видела ее несколько дней и сейчас, внимательно рассматривая фотографии участников этого дела, будто заново знакомлюсь с каждым из них: с Гвен и ее супругом Дамианом, Коллином и Лилибет Моррис, наркоманом Джейкобом и посредственным музыкантом Эдвардом, Лиамом и Эмили Стивенс и, разумеется, псом по кличке Рокки. Но вместо вопросов, адресованных Полу Моррису, я читаю столбик, относящийся к предполагаемому убийце: амбициозен, мстителен, имеет тягу к нравоучениям.

– Не знаю, – честно отвечаю я, прикрывая рукой зевок. Теперь, когда я нахожусь в знакомой обстановке и ощущаю себя в полной безопасности, в теле чувствуется непреодолимая усталость. Мне хочется спать.

– Устала? – спрашивает Кевин, но я не успеваю ему ответить, потому как в комнате раздается трель его мобильного. От этого резкого звука у меня перехватывает дыхание, тело снова вытягивается в напряжении. Не сводя с меня пристального взгляда, он отвечает на звонок. Я не двигаюсь, не дышу, не думаю. Я вся превратилась в слух, но слышу только короткие и безликие «да», «нет», «работайте».

– Они ничего не нашли? – не своим голосом спрашиваю я, когда Кевин нажимает отбой.

– Они еще работают. Они найдут, – говорит он, но мы оба не верим в это.

Глава 29

Кевин наотрез отказался оставлять меня одну, а потому ночь он провел на кушетке, в то время как я заняла диван. Но утром следующего дня мы оба чувствуем себя не только жутко голодными, но и разбитыми и невыспавшимися. Пять минут назад мы сели за столик у окна в первом попавшемся заведении, где подают завтрак, и вот уже пять минут я наблюдаю, как Кевин крутит головой в разные стороны, пытаясь справиться с болью в шее.

– Я тебя предупреждала, – злорадствую я, хотя и самой хочется как следует потянуться во все стороны и размять спину.

– Ерунда, – бурчит Кевин, и я слышу хруст его позвонков. – Все, теперь я как новенький.

Улыбаюсь ему, а отвернувшись к окну, жмурюсь от яркого солнечного света. После вчерашнего серого неба, затянутого плотными хмурыми тучами, это выглядит все равно что чудо. Феномен нью-йоркской осени. Вытянув шею, я наслаждаюсь моментом: тишиной и покоем.

Звуки внешнего мира, словно холодные черные щупальца, начинают извиваться вокруг меня, вселяя в сердце тревогу, наполняя душу темным хаосом. Сложно сказать, что именно нарушило мою внутреннюю гармонию первым: блок новостей, что включился на подвешенном к потолку телевизоре, или же трель мобильного телефона Кевина. Когда я открываю глаза, он уже прижимает к уху телефон и внимательно слушает отчет своего собеседника.

– Я вас понял, проверьте эту компанию. Проверьте камеры, он должен был где-то засветиться. Делай, с капитаном я это сам решу.

– Они что-то нашли? – спрашиваю я, когда Кевин кладет телефон на стол экраном вниз.

– В день твоего рождения управляющий впускал к тебе в квартиру газового инспектора. Мои ребята проверили его документы…

– Все липа… – хмыкаю я, снова отворачиваясь к окну. Меня знобит. – Все эти годы я боялась, что он может снова ворваться ко мне, я поменяла замки, установила щеколду, но все зря… все это оказалось ненужным…

– Перестань. Мы его найдем. У нас уже есть след, цветы, что стояли у входной двери, были доставлены курьером за десять минут до того, как мы с тобой вошли в дом.

– Отлично, значит, мало того, что он легко проник в мой дом, он еще и точно знал, когда именно я там появлюсь. Если бы он оставил цветы раньше, их бы просто украли. Я бы их точно не нашла, но он все просчитал. Все, понимаешь?

– Даже хорошо отлаженная техника совершает ошибки. Мы его найдем.

– Управляющий его запомнил? Как он выглядел?

– Ничего конкретного, – хмурится Кевин. – Очки, борода, кепка. Камеры, что установлены в подъезде, оказывается не работают с прошлой зимы. Поэтому у нас только портрет с его слов, но…

– Я сама поговорю с управляющим, может быть, он вспомнит что-то особенное: акцент, тембр голоса, бородавку на пальце, грязь на ботинке… Хоть что-то, – говорю я, вскакивая с места.

– Прекрати. Мои парни все сделают. Он был в перчатках, всегда. Голос обычный, акцента не было.

Я, как подкошенная, падаю на свое место и, тяжело вздохнув, наблюдаю за тем, как официантка ставит перед нами тарелки с завтраком. Голода я больше не чувствую, только злость и беспомощность.

Пока Кевин занимает себя поглощением завтрака, я стараюсь отвлечься от беспрерывного хоровода мрачных мыслей, концертируя свое внимания на блоке новостей. Но монотонный и какой-то бесцветный голос ведущей, зачитывающей текст к очередному сюжету, точно пунктирная линия: слышу – не слышу. На экране показывают какую-то военную базу, а в голове у меня стучит вопрос: почему он появился спустя пять лет? Где он был все это время? На экране репортаж о лесных пожарах в Калифорнии, а я слышу только: как давно он за мной следит? Он знал, что я улетела? На экране сюжет об открытии новой школы для особенных детей где-то в Квинсе, а я слышу свой собственный голос, который, словно эхо, доносится откуда-то издалека:

– Ты сможешь добыть мне списки всех, кто вышел из тюрьмы в прошлом месяце?

– Что? – поперхнувшись, спрашивает меня Кевин, тут же хлопая себя кулаком в грудь.

– Мне нужно с чего-то начать.

– Ты не будешь этим заниматься, слышишь меня?

– Тебя спросить забыла, – огрызаюсь я, с вызовом глядя ему в глаза. – Так ты мне поможешь или нет?

Кевин молчит.

– Поможешь или нет?

– А у меня разве есть выбор? – сдается он, вытирая губы салфеткой.

К нашему столику снова подходит официантка, чтобы забрать пустую тарелку Кевина и мою с золотистой вафлей, потонувшей в растаявшем шарике мороженого и давно превратившейся в какую-то странную коричневую массу.

***

– Вчера, когда я спросил, не считаешь ли ты, что смерть пианиста связана с бриллиантами, ты ответила, что не знаешь, у тебя появились какие-то новые идеи? – спрашивает Кевин.

Мы все еще сидим в кафе и боремся со сном большими кружками с кофе.

– Что-то в этой истории не сходится, только никак не могу понять что. Я уверена в том, что правильно выделила фигурантов этого дела. Его убийство было спланировано кем-то из самого близкого круга, но те, кто идеально подходят под профиль, по тем или иным обстоятельствам вне подозрений… а это тупик.

– Наверное, мы что-то упускаем…

– Знаешь, как-то во время одно из сеансов Эмили Стивенс мне сказала интересную мысль, будто для семьи Моррис смерть Пола – все равно что счастливый лотерейный билет, и они не станут подвергать сомнению свою удачу.