Ян задумался, невежливо игнорируя весь остальной поток слов Потоцкой, уже не содержащий никакой важной информации. Шесть смертей в Гимнасии за три, то есть за два — третий только начался — года обучения. Семь, если считать финна Канерву. Эссен был далек от мысли, что тот умер сам по себе.

— Прости, — перебил он Серафиму. — Он их что, на дуэли убивал?

Девушка еще придвинулась и произнесла еще тише:

— Проклинал!

— Что? — на самом деле юноша собирался произнести «что за бред?», но вовремя себя остановил, ограничившись одним словом.

Проклятиями люди пугали друг друга столько, сколько существовала магия. От сотворения мира — по общепринятой версии, или три сотни лет — если верить господину правоведу. В головах обывателей навсегда сложился стереотип морщинистой пожилой дамы — ведьмы — с черным котом на плече и непременной бородавкой на длинном крючковатом носу, которая варила в котле зелья и насылала те самые проклятья на ни в чем не повинных крестьян. Падучую, лихорадку, чуму, мучительную смерть и мужское бессилие — список прегрешений ведьм был бесконечным.

На самом же деле правды в этом было с огрызок мышиного хвоста. Ян лично знался с парочкой ведуний, которые действительно промышляли зельеварением с использованием крохи магического дара, но ни одна из них не могла бы причинить никому вреда, если, конечно, жертва не выпивала ядовитого декокта. Проклятия же, передаваемые по воздуху, как правило, принимали вид «водяных плетей», «ледяных стрел» или «огненных пульсаров».

Другое дело — закладные ведьмы, по сути своей колдуньи, отдавшие свою душу Аду в уплату за магическую силу. Но и те всего лишь являлись некой разновидностью культистов, а не производителями проклятий в мануфактурных объемах.

Полторы сотни лет назад инок Феофан, занимавшийся исследованием данного вопроса в Волжской пустоши, поставил в нем окончательную точку. Не существует и не может существовать магических конструктов, способных вносить изменения в тело человека, делая его сильнее и выносливее или, наоборот, разрушая изнутри. Взломать единожды устроенный «образ и подобие» сторонним воздействием можно сколько угодно, а изнутри — нет. Лечение в счет не шло — оно основывалось на циркуляции виты, фактически усиливая заложенную в тело человека естественную регенерацию.

Ян это знал. Должна была знать и Серафима. Однако сейчас девушка абсолютно серьезно утверждала, что Адам Олелькович, одаренный в ранге Младшего Командора — ведьма. Что ставило вопросы о качестве домашнего обучения в семье Потоцких.

— Еще раз прости, — произнес он. — Ты сейчас сказала, что княжич убивает людей проклятиями? Не клинком, не конструктом, а именно проклятьями? Травит зельями, что ли?

— Я не знаю, как он это делает! — раздраженно прошипела Потоцкая. — Но все, кто переходил ему дорогу, умирали…

— Знаешь, есть множество способов убить врага без всяких проклятий…

— И умирали так, как вчера Пекка Канерва, — закончила девушка. — Вроде как от сердечного приступа, но на самом деле…

Здесь она замолчала и многозначительно подняла густые черные брови.

— Финн был его другом. В смысле, из свиты. Он вовсе не переходил дорогу Олельковичу.

— Я сказала, а ты думай! — Серафима пожала плечами. Поднялась, видимо, посчитав миссию предупреждения соученика законченной, стала спускаться по лестнице.

И Ян задумался. Серьезно так задумался. Но не о проклятиях. О Дыхании Скверны, которым, скорее всего, был убит Пекка Каневра. Серафима Потоцкая о нем ничего не знала и поэтому называла проклятьем. Еще она знала, что проклятиями, читай Скверной, Адам Олелькович уже убивал своих противников. Но почему умер финн? И почему выброс адской энергии не повредил ему — он же был направлен против него!

«Ну это же очевидно, братик! — внутренний голос решил принять облик младшей сестры с ее потрясающим умением изображать превосходство, даже когда речь шла о готовке яичницы. — Ударил выброс по тому, кто был рядом!»

Но выброс не был направлен. Если он ударил по Каневре, то должен был зацепить и Яна, и двух других подручных княжества. Сам он, как и румыны, нисколько не пострадал, а значит…

«Выброс имел якорь!» — возражение было адресовано воображаемой собеседнице юноши.

Ему на память пришел конструкт. Очень простой, Ян заучил его в одиннадцать лет, потратив на это всего лишь день. Мотивация была хорошей — без него отец отказывался брать сына за Пелену. «Связка» или «якорь» — первое заклинание в арсенале любого лекаря. Оно создавало связь между раненым и врачом, не позволяя первому умереть даже от очень серьезных ран, но взамен пожирающий виту второго. Применяли его для транспортировки тяжело раненых бойцов, когда времени или возможности лечения на месте не было.

А еще — для отвода магического урона.

Ян вспомнил о нем только потому, что Потоцкая завела разговор о проклятьях. А единственным похожим на действие «проклятья» конструкт назывался «якорем». Этакая добровольная (или нет?) жертва за другого. Получается, Адам все же собирался с ним драться. Или, что вернее, планировал спровоцировать охотника на магический удар, но подстраховался и связал себя с финном. Так, бы он пережил первую атаку, после которой ударил бы сам. И не пострадал при этом. А следователям потом можно было сказать, что Эссен промазал, всадив конструкт не в Олельковича, а в Каневру.

Недалекий и драчливый финн с самого начала был предназначен в жертву! Вот почему княжич не удивился его смерти.