В воскресенье, 30 марта 1856 года, мирный договор, завершивший Крымскую войну, был подписан. В честь подписания мирного договора Париж украсился праздничной иллюминацией, и по всему городу были развешены флаги стран, которые приняли участие в конгрессе[281].

Тем временем конгресс продолжал работу. Начали рассматриваться вопросы послевоенного устройства мира территориального, экономического и гуманитарного характера. Через несколько дней Кавур дождался своего часа. 8 апреля 1856 года, после рассмотрения вопроса о Греции, председательствовавший поднял тему присутствия австрийских и французских войск в Папской области. Валевский отметил, что Австрия и Франция взяли на себя обязательства перед Святым престолом, но после их выполнения покинут территорию страны. Это можно будет осуществить, если Папа Римский будет в полной безопасности, но этому могли бы также содействовать реформы в некоторых государствах полуострова. Особое внимание, по мнению француза, следует обратить в части проведения реформ монарху Королевства обеих Сицилий. Хотя конгресс собрался и не по этому поводу, подчеркнул француз, его неофициальные замечания не могут быть проигнорированы, что принесет огромную пользу народам и будет содействовать установлению спокойствия на всем полуострове.

Затем слово взял лорд Кларендон. Иностранная оккупация, указал он, имела тенденцию стать постоянной. Хотя она длилась уже восемь лет, время окончания военного присутствия в Папской области казалось столь же далеким, как и ранее. Такое положение дел фактически нарушало европейское равновесие. Данный вопрос, продолжал британец, представляет жизненный интерес для всех государств — участников конгресса, и поэтому необходимо выработать шаги, ведущие к урегулированию всех вопросов. Он также сообщил, что состояние Папского государства, к сожалению, таково, что вывод иностранных сил представляется просто небезопасным. Англичанин заявил в категорической форме, что правительство папы должно быть реформировано сверху донизу. Государственный аппарат коррумпирован, экономика находится в неразвитом состоянии, процветает нищета и деградация людей. Британский министр прямо заявил, что «папское правительство было худшим в мире, и это позор для Европы»[282].

«Ни один итальянский государственный деятель, — написал на следующий день Кавур, — не мог бы составить обвинение более мощное и правдивое»[283]. И сравнил выступление лорда Кларендона с речью какого-нибудь крайне левого депутата в пьемонтском парламенте.

В завершение своей речи Кларендон не просто одобрил критику Валевского в адрес неаполитанского монарха, но и сказал также, что несмотря на его собственное нежелание вмешиваться в дела других стран, считает долгом держав — участниц конгресса заставить короля Фердинанда II прислушаться к голосу справедливости и здравомыслия.

На речь председательствовавшего и британского министра граф Буоль заметил, что он удивлен фактом внесения в повестку конгресса совершенно посторонних тем: австрийская делегация не имеет права не только на то, чтобы решать эти вопросы, но даже обсуждать их. На предложение, не могли бы они связаться по телеграфу с Веной и получить соответствующие инструкции, Буоль ответил, что никогда этого не сделает и намерен призвать своего императора отказаться от рассмотрения такого запроса, если он будет сделан.

Глава российской делегации, граф Орлов, также не стал обсуждать «итальянский вопрос», сославшись на отсутствие полномочий и незнание предмета темы.

Представитель Пруссии, барон Мантейфель, заметил, что не имеет инструкций относительно данного вопроса, но заверил участников конгресса, что Пруссия готова работать над проблемами, которые влияют на мир в Европе. Он предложил перейти к обсуждению вопроса о непростой ситуации в швейцарском кантоне Невшатель.

Наступила очередь сардинцев. Кавур долго ждал этого момента. Прежде всего он, сославшись на заявление австрийцев, сказал, что стороны вправе не допускать обсуждения данного вопроса, но для благополучия Европы мнение держав о ситуации в Италии должно быть зафиксировано официально. «Оккупация Римского государства, — продолжил пьемонтец, — очевидно, имеет тенденцию становиться постоянной. Она длится уже восемь лет, и нет никаких свидетельств, что она когда-нибудь закончится. Причины или предлоги, которые вызвали ее, продолжают существовать в той же мере, что и в эпоху, когда она была начата. Состояние Романьи вместо улучшения ухудшилось, о чем свидетельствует тот факт, что Австрия продолжает сохранять осадное положение в Болонье и приняла строгие меры для въезда в город и выезда из него. Такое положение вещей, противоречащее договорам, нарушает политический баланс в Италии и представляет собой существенную опасность для Пьемонта. Фактически Австрия, заняв Феррару и Пьяченцу, над укреплениями коих продолжает усердно работать — вопреки духу, если не букве Венского договора, — доминирует над всем правым берегом реки По и, простираясь вдоль Адриатики, является истинной хозяйкой большей части Италии. Собравшимся на конгрессе, ссылаясь на отсутствие полномочий, все же не следует своим молчанием санкционировать такое положение вещей. В частности, Пьемонт, которому особенно угрожают, должен протестовать. По этой причине я требую, чтобы мнение полномочных представителей Франции и Великобритании, как и мой официальный протест, были включены в протокол»[284].

Затем Кавур, поддерживая Кларендона, высказался о политике Неаполя. Поведение Фердинанда, по мнению пьемонтца, дискредитировало королевскую власть, делало одиозным режим Неаполя, что было на руку революционной партии и создавало опасность для других итальянских государств.

Австрийский делегат барон Хюбнер возразил Кавуру. Если тот заостряет внимание на австрийской оккупации папских владений, то почему он не говорит о присутствии французского гарнизона в Риме. Почему Кавур умалчивает о сардинском воинском контингенте в Княжестве Монако? В ответ Кавур сказал, что от всей души желает, чтобы все иностранные солдаты были выведены из Папской области, но при этом указал, что для политического равновесия Италии имеется радикальное различие между изолированным корпусом французских войск в Риме и оккупацией австрийцами провинций, граничивших с Ломбардией и Венецией. Что касается Княжества Монако, то пьемонтская армия там состоит из пятидесяти человек, и он охотно отзовет их оттуда, оставив принца на милость своих подданных. Но судьба принца, скорее всего, будет незавидной — он окажется в море.

На фоне словесных дуэлей и взаимных несогласий участникам потребовалось больше недели, чтобы составить протокол заседания. Австрийцы боролись за исключение всех пунктов по «итальянскому вопросу». Англичане и сардинцы настаивали на отражении в документе всех нюансов по Италии. Валевский по указанию императора встал на сторону британцев и итальянцев. Однако, когда появился официальный протокол, выяснилось, что формулировки были предельно сжатыми, нейтральными и ни к чему не обязывающими.

Не переоценивая результаты конгресса, Кавур следующим образом отреагировал на его итоги: «Тем не менее останутся два факта, которые не лишены некоторой важности. Во-первых, Франция и Англия заклеймили поведение короля Неаполя перед лицом объединенной Европы. Во-вторых, осуждение клерикального правительства со стороны Англии в терминах столь же точных и энергичных, как если бы самый рьяный итальянский патриот мог бы только пожелать»[285].

«Он