А всему виной был Райзор и его неподъемные сумки. Следующим утром чистильщик заявил, что в оставшиеся два дня пути поделится с ними припасами, если ему помогут дотащить его баулы до Совиного Ущелья. Там Райзора должны были встретить товарищи.

Вопрос, вертевшийся на языке Кая, озвучила Десятая, которой не грозило нести райзоров багаж.

— А что у тебя там? — спросила она, постучав костяшками пальцев по одной из туго набитых сумок. — Такое впечатление, что ты все камни из пещер решил на память утащить.

Райзор, который на утро выглядел каким-то особенно помятым, не стал скромничать и молча открыл мешки.

Лучше бы он этого не делал. На Кая уставилась ощерившаяся пасть гомозуля, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отступить назад. Морда твари занимала самый большой мешок, который при свете солнца оказался заляпан темно-ржавыми пятнами высохшей крови. Вопрос о том, что находилось в других сумках, помеченных таким же образом, отпал сам по себе. Десятая побледнела, Валентин, едва взглянув на голову зверя, сразу отошел к дальнему краю поляны, а Тупэ раззявил рот так, что в него можно было уместить кулак. Кай его понимал: ведь гномы считали гомозуля неубиваемой тварью. Сколько раз сам Тиль Голубоглазый рассказывал Каю, что единственной защитой от гомозуля является свет, которым его можно отпугнуть. О том, что гомозуль смертен никто даже не заговаривал. Кай ожидал от себя какой угодно реакции, но только не сожаление. Отчего-то видеть оторванную голову подземного монстра в сумке чистильщика оказалось неожиданно горько.

— Всего пятый в этом сезоне, — пояснил Райзор, деловито копаясь в сумках. — В прошлом году мы их до двух десятков за зиму набивали. Сейчас они осторожные стали, все глубже в пещеры спускаются. С этой зверюгой повезло. Ее Теплая речка из пещер вынесла, видимо, случайно в воду свалилась. Даже возиться сильно не пришлось, тварь уже раненая была. Прямо в реке ее и добил.

— Это все мешки с… трупом? — спросил Кай, споткнувшись на последнем слове. Гомозуль, погнавшийся за ним в подземелье, действительно, мог упасть следом в Теплую речку и, не справившись с течением, оказаться под солнцем. Раньше, до того как он узнал о Калюсте, Кай, вероятно, восхитился бы смелостью и удачей охотника, но сейчас он чувствовал непонятное родство с уродливой тварью, глазевшей на него из окровавленных сумок. Ведь она, как и он, тоже вышла из пещер.

— Нет, пришлось оставить большую часть туши на берегу, — вздохнул искатель. — Взял только самое ходовое, что на рынке лучше всего берут: голову, хвост, лапы и кое-что из внутренностей. Остальные сумки со жратвой и припасами. В брезентовых мешках — сухари, сахар, шоколад, сушеное мясо и пара контейнеров со сметаной. В кожаных сумках инструмент разный для охоты, да волосня с крючками для рыбалки. Топорик еще и пара ловушек имеются. В том мешке, что поменьше бельишко всякое, носки, рубаха про запас, даже платок где-то есть.

Никто не ожидал от Райзора такого подробного отчета, но Кай решил, что словоохотливость чистильщика вызвана длительным одиночеством. Когда из дальних забоев возвращались шахтеры, проработавшие там несколько недель, потом в жилых комнатах только их и было слышно — болтали они постоянно. Неизвестно, сколько недель или даже месяцев Райзор бродил в одиночестве по Неправильному Лесу. Хорошо, что еще совсем не свихнулся.

После подробного описания багажа Кая интересовало два вопроса: когда Райзор поделится с ними сахаром, и откуда в лесу он взял сметану? Кай еще ни разу не пробовал молочных продуктов, но знал о них из дорожденных снов. Однако желание задавать вопросы отпало, когда Тупэ заявил, что понесет Десятую, и помочь Райзору не сможет.

Валентин сразу потерял все свои плюсы харизмы, когда ответил, что таскать тяжести ему по сану не положено. А потом еще и о подаренном кольце напомнил. Мол, его цена превышает рыночную стоимость всей туши гомозуля. Из всей компании оставался только Кай, который попробовал было упомянуть о своей больной мозоли, но Десятая с Валентином в один голос его прервали, сказав, что помочь Райзору все-таки надо, так как кроме него больше некому.

В результате, искатель свалил на Кая большую часть сумок, а сам пошел впереди, весело болтая с Десятой, восседавшей на спине Тупэ. Валентин держался рядом с Каем, но не оттого что устал, а потому что берег силы. Всю дорогу грандир жевал какую-то кору, но когда Кай попросил его дать кусочек, заявил, что это пища не для простых смертных, тем самым, подогрев к себе неприязнь.

Так они и вышли на Тропу Птиц. Честно говоря, Кай не заметил особых примет, которые бы указывали на то, что вокруг едва видной тропинки обитали птицы. Их по-прежнему окружали завалы, буреломы и густолесье. Когда Кай спросил Десятую, почему он не слышит ни одной птицы, она лишь замахала на него руками, велев заткнуться. Зашикал и Райзор — мол, идти по Тропе следует в тишине.

К полудню Кай проклинал уже всех — и Десятую с ее маршрутом, и Райзора с его гомозулями, и Валентина, который почему-то бесил сильнее других, и лес, который, наконец, стал тем самым — неправильным. Едва они отошли от привала, как встретили первое цветущее дерево. И ладно, если бы оно просто цвело. Весной ведь природе положено цвести. Однако черные цветы размером с голову гнома торчали прямо из древесной коры, располагаясь по стволу в странном геометрическом порядке. Вместе с голыми, скрюченными от ветров ветками дерево производило крайне неприятное впечатление. Позже таких деревьев с цветами на стволах и даже на корнях они встретили еще не один раз. При виде их Тупэ шарахался в сторону и освещал себя знаком Калюсты, Райзор с Десятой плевались, Валентин сохранял непроницаемое выражение лица, а Кай, как дурак, улыбался, потому что еще никогда не видел живых цветов, и ему было все равно, что они росли как-то неправильно. Зрелище было красивым, а остальное не имело значение. Правда, когда им встретилось дерево, растущее корнями к небу, он все-таки испытал чувство неловкости и постарался пройти мимо быстрее.

Озеро оказалось настоящим подарком судьбы. Когда они вышли к небольшой долине, в центре которой раскинулся живописный водоем с цветущими кувшинками, Кай еле передвигал ноги от усталости. Солнце клонилось к закату, а они не сделали ни одной остановки. Нестерпимо хотелось есть, пить и ругаться. И хотя вокруг озера по-прежнему