– Кто «он»?

– «Бумер» парня Обри только что проехал мимо.

У меня сердце ушло в пятки.

Блин!

После того, как Филомена, наконец, оставила меня в покое и вернулась в дом, я еще очень долгое время сидел в машине, не зная, что предпринять. В конце концов я сгреб букет и вышел из фургона, планируя просто оставить их на пороге.

То, что я увидел в окне, чуть не заставило мое сердце остановиться. Обри сидела на диване рядом с Ричардом, положив голову на его плечо.

Она выглядела вполне довольной жизнью. На лице ее было написано безмятежное спокойствие. Было такое впечатление, что они смотрят какой-то фильм.

Как ни тяжело было это видеть, я не мог отвести от них взгляд. Эта сцена была пределом моих мечтаний. Ничего в мире я так не хотел, как каждый вечер возвращаться к ней домой и просто проводить время вместе. С каждой секундой, что я стоял там, семена сомнения, посеянные в мою душу этим вечером, пускали корни и прорастали. Внезапно, в первый раз после приезда в Темекулу – даже несмотря на всю слежку и общение с Обри – я почувствовал себя лишним, посторонним человеком, пытающимся вторгнуться в чужую жизнь. Невозможно описать мое страдание. Казалось, в тюрьме я попал во временную ловушку – время для меня остановилось, а в реальном мире оно шло своим чередом. Обри продолжала жить.

Она продолжала жить. Без меня.

Ты просто гребаный придурок, Чэнс.

Ведь именно поэтому ты поступил так, как поступил, помнишь? Ты ведь хотел для нее такой жизни, разве нет?

По крайней мере двадцать минут прошло после того, как я осознал всю безысходность ситуации, а я все еще стоял на том же самом месте, на той самой лужайке, которую я постриг и привел в идеальный порядок. И тут я догадался, почему мне плохо до тошноты.

Я скорбел о том, что потерял безвозвратно.

Когда я покинул ее в первый раз, Обри была просто раздавлена. Теперь, когда я уходил от нее во второй раз, я понимал, что это разрушит меня. Сейчас я просто не знал, как лучше обставить свой уход. Конечно же, я не мог уйти, не попрощавшись. Пока оставлю цветы на ее пороге, может быть, пошлю ей сообщение или позвоню, чтобы сообщить о своих планах вернуться домой в Хермоса-Бич.

Подойдя к порогу, я наклонился, чтобы положить цветы на дверной коврик, как вдруг вздрогнул от чьего-то топота. Это был Пикси, который, наверное, учуял или услышал меня. Он появился в окошке гостиной, которое находилось как раз рядом со входной дверью, и принялся блеять без умолку.

– Бе-е-е…

– Ш-ш-ш, – шикнул на него я.

Только я собрался было уйти, как свет на крыльце зажегся, и входная дверь распахнулась. Я повернулся и увидел стоящую на крыльце Обри.

– Чэнс…

Медленно поднимая руку, я произнес:

– Привет!

– Что ты тут делаешь? – Она опустила глаза, заметила цветы и наклонилась, чтобы поднять их. – Ты хотел оставить этот букет на ступеньках?

– Ты угадала. Я и не собирался входить в дом.

Тут появился Дик и с хозяйским видом обвил рукой узкую талию Обри. Я проследил за его движением, а затем снова взглянул Обри в лицо и заметил, что она явно испугана.

– Мистер Найтмен, – произнес Дик. – Чем мы можем вам помочь?

«Мы».

Да пошел ты на хер, принцессин хахаль!

– Я просто заехал, чтобы передать Обри небольшой подарок в знак признательности за помощь в решении моих юридических проблем.

– Очень мило с вашей стороны, но лучше было бы сделать это в офисе.

Вот ведь занудливый козел!

– Вообще-то, я уезжаю рано утром. Поэтому это был мой последний шанс увидеться с ней.

Обри неотрывно смотрела на цветы. Потом подняла голову и пристально взглянула на меня.

– Вы уезжаете из города?

– Совершенно верно. Я закончил здесь свои дела, – продолжал я, глядя ей в глаза, чтобы она осознала всю серьезность моих слов. – Просто не хотел уезжать, не попрощавшись.

Она словно потеряла дар речи. Пикси стоял у ее ног. Зная, чего хочет это создание, я наклонился, закрыл глаза и позволил ему в последний раз облизать мое лицо. Когда я выпрямился, Дик, по всей видимости, сбитый с толку моей неожиданной привязанностью к козлику, стоял, переводя взгляд с козла на меня и обратно.

Еще крепче прижав к себе Обри, он произнес:

– Что ж, примите наши наилучшие пожелания.

– Благодарю вас. – Я пошел прочь от крыльца, но не удержался и обернулся еще раз. – Берегите ее, – сдавленным голосом произнес я.

В тот момент мне было все равно, какое впечатление произведут на моего счастливого соперника эти слова. Мне просто было необходимо это сказать.

Пытаясь справиться с невыносимой болью, я пошел через лужайку, больше не оглядываясь на Обри. Повернув за угол, я сел в фургон и рванул с места.

Я направился прямиком в свой номер в мотеле. Конечно, хотелось завалиться в бар, чтобы попрощаться с Крошкой Карлой, но я боялся, что не удержусь и напьюсь до беспамятства. Лучше на днях напишу ей письмо или сообщение, чтобы дать понять, как много ее дружба значит для меня.

Обри так и не позвонила и не прислала сообщение, и это только утвердило меня в моей правоте – уехать из города было наилучшим решением.

Я беспокойно метался в постели, сон совсем не шел ко мне. Не в состоянии избавиться от мучительной боли, которую причиняла мне мысль, что я больше никогда не прикоснусь к ней, я смирился с бессонницей. Сел на краю постели, от отчаяния дергая себя за волосы при виде упакованного чемодана и вот уже в сотый раз проверяя телефон на предмет пропущенных звонков.

Взглянув на руку, я сорвал с пальца фальшивое золотое обручальное кольцо из Лас-Вегаса и в ярости швырнул его в мусорную корзину. Какая-то часть моего сознания, конечно, не ждала, что Обри позвонит, но другая, большая его часть была просто сокрушена из-за того, что она никогда этого не сделает. Самое ужасное, я не мог представить своего будущего без этой женщины, и это разрывало мне сердце.

Внезапный стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

Мотель находился в весьма злачном месте, поэтому я посмотрел в глазок, прежде чем открыть дверь. За дверью я увидел искаженное стеклом, расстроенное лицо Обри. Сердце бешено забилось, несмотря на то, что в нем уже не оставалось никакой надежды.

Я открыл дверь, не произнося ни слова, а она прошла мимо меня и уселась на постель. Я остался стоять на месте. В полной тишине мы смотрели друг на друга. Потом она заговорила.

– В тот день я шесть часов ждала тебя в холле отеля…

По ее щеке поползла слезинка, и я, схватив бумажный платочек, вручил его ей и уселся рядом. Тело мое напряглось в ожидании ее дальнейших слов.