— Не отдам, — тянусь к ней.

Лина пытается отодвинуться, но я крепко удерживаю ее. Прижимаю к своим ногам.

— Ты же не сможешь без меня, Лина, — шепчу, уже касаясь губами нежной теплой кожи на шее. Все сводит, когда я губами ощущаю, как часто бьется тоненькая венка. Все чаще и чаще. — И я не смогу. Без тебя не смогу. А Данила? Ему же нужен отец. Ты же видишь, он тянется ко мне. Я хочу воспитывать своего сына. Не тайком. Лина. Я хочу быть с тобой.

Я уже целую ее в шею, спускаюсь ниже.

— Мэт, — хнычет она. Разумом понимает, что нельзя, но я же вижу, как мурашки пробегают по коже от моих прикосновений.

— Давай уедем? — шепчу я.

Чуть ослабляю хватку на талии и просовываю руки ей под майку.

— Уедем и забудем.

Когда пальцы касаются ее кожи, словно разряд прошибает внутри. И в брюках уже давно тесно. Разве это нормально? Может, и нет. Но плевать.

Лина моя. Она уже моя. Я ее сделал своей.

Руки идут все выше и выше, пока большими пальцами я не касаюсь нижнего белья. Мы оба замираем.

Оба понимаем, что это как рубеж.

И тогда я встаю вместе с Линой и несу ее в гостиную, на диван. Аккуратно кладу и сам нависаю над ней.

Мы долго смотрим в глаза друг другу, пока я не набрасываюсь на нее с поцелуем.

Я целую ее впервые за долгое время. Целую не целомудренно в щечку, а жадно, сгорая от желания — целую ее в губы.

Сильно впиваюсь, вспоминая их вкус. Жалобные стоны Лины тонут во мне. Я не дам ей уйти. Не сейчас.

Пусть потом мы оба пожалеем, но сейчас… не отпущу.

Несмотря на ее попытки остановить меня, беру майку за низ и тяну ее. Кладу ладонь на живот. Он сразу напрягается. Поднимаю и свою майку и ложусь на Лину. Наконец, наши тела соприкасаются. И это такой кайф.

— Лина, — отпускаю ее губы и опять целую шею. — Моя Лина…

— Мэт… подожди… — она хватает мои руки, пытается остановить их, а они уже вспоминают знакомые изгибы.

— Лина, давай просто помолчим, — прошу я. — Ты же понимаешь, что это неизбежно.

— Но, Мэт…

И я опять накрываю ее губы. Лишаю возможности спорить.

И вот, когда мы уже готовы переступить ту самую черту, оба готовы! У меня в кармане начинает вибрировать телефон.

Я матюкаюсь, но останавливаюсь. Смотрю на экран. Звонят из больницы, где лежит Виктор.

— Да, — недовольно бурчу я, наблюдая, как Лина поправляет майку на себе и пытается выбраться из-под меня.

— Нам надо срочно переговорить, — слышу знакомый голос врача. — Приезжайте. Сейчас. Очень срочный разговор. Дяде вашему стало хуже. И нам надо принять решение.

28. Мэт

В больницу я приезжаю один. Лина остается дома с Данилой.

Пока еду, пытаюсь успокоиться, прийти в себя. Жалею ли я о том, что чуть не случилось только что на диване? Нет.

Но понимаю, что вернуться к тому, на чем мы остановились, будет сложно. Зная Лину. Но я уверен, что и она не устоит. Я же чувствую реакцию ее тела.

Плевать на условности! Если нам хорошо вместе, то не послать ли всех остальных с их правилами и предрассудками?!

В больнице сразу же иду в кабинет врача.

— У меня плохие новости, — говорит он, даже не здороваясь. По его лицу я понимаю, что вопрос действительно серьезный и срочный. — У Виктора отказали почки.

— Почему? — хмурюсь я.

— Такое случается. В его состоянии. Организм не справляется, а искусственное поддержание не способно полностью заменить его.

— И что же теперь делать? Должен же быть выход.

— Он есть, — кивает доктор. — Пересадка.

— Хорошо. Делайте.

— Если бы это было так просто, — горько ухмыляется доктор. — Мы не можем пересадить почку от чужого человека. Только от родственника.

Пристально смотрит на меня.

— В чем суть операции? — уточняю, понимаz, какого решения он ждет от меня.

— Садитесь, — показывает на стул. — Мы забираем одну почку у донора — родственника и пересаживаем ее Виктору. Родственник остается со второй почкой. Это практически никак не повлияет на его организм.

— Практически? — щурюсь я.

— Да. Для мужчин вообще без последствий, но у женщин эта операция может сказаться на ведении будущей возможной беременности.

Я сижу, сложив руки и положив на них подбородок.

У Виктора, получается, только три родственника: я, дед и Лина. У меня ни на минуту не возникает сомнений, кто именно должен стать для него донором.

— Я согласен, — произношу вслух.

Уже на следующий день я ложусь в клинику. Виктор так и не пришел в себя. Единственный шанс для него — пересадка.

Сомневался ли в правильности принятого решения? Нет. Я ничего не взвешивал, не вспоминал прошлые обиды. Если я мог спасти чью-то жизнь, то обязан сделать это.

Лина поддержала меня. Я внутренне порадовался нашему единодушию. Несмотря ни на что, она сохранила душевную теплоту.

Пока больше всего меня беспокоила Стелла. После нашего последнего разговора я не видел ее. И следователь тоже не мог никак с ней связаться.

Но деваться ей было некуда. Из страны ее все равно бы не выпустили. Когда-никогда, а ее найдут.

Подготовка к операции заняла три дня. Меня полностью обследовали, взяли анализы. Оставалось только ждать.

Каждый день ко мне приходят Лина с Данилой. Я все больше привязываюсь к этому сорванцу. Он задает так много вопросов, что порой голова идет кругом. Но все отходит на второй план, когда теплые пухлые ручки обвивают мою шею и Данила громко чмокает меня. То в щёку, то в нос. В душе все сжимается. Щемит. Требует большего.

И я еле сдерживаю себя, чтобы не назвать его сыном.

С Линой мы избегаем разговоров о том, что произошло накануне. Как будто каждый из нас боится вспомнить ту ошибку. Именно так считает Лина. Ошибку.

У меня другое мнение.

Что бы не случилось, мы будем вместе. Я так решил и Лине придется смириться.

В конце концов, есть варианты. Например, сделать новые документы. Мне или ей. И переехать туда, где нас никто не знает.

Я найду возможность быть с ней.

И Данила вырастет здоровым. Все с ним в порядке. Я уверен.

Сегодня последний день перед операцией. Я сижу в палате и жду, когда придут Лина и Данила. Наверное, я даже скучаю по ним.

Наконец, дверь открывается и в комнату вбегает Данила.

Сразу ко мне, запрыгивает на