Мощные ветви дуба. Черная от времени скамейка с недостающей планкой. Повторяются элементы оформления музея, но в укрупненном и трансформированном виде. Текучие, расплывчатые контуры взорванного, сгоревшего Крещатика. Боец, идущий в атаку, лишен бронзового величия, — он в тяжелом, неравном сражении, голова забинтована. Плакат «Родина-мать зовет!» наполовину оборван.

Это — двор, город, время, каким их увидят чуть позже наши  с т у д е н т ы, пришедшие сюда  с е г о д н я. А пока, в первые минуты, на сцене только скамья, дуб и узорчатая дрожащая тень невидимых деревьев.

М а р а т. Посидим в холодке. После семинара — совсем не худо.

Одни садятся на скамью, другие бродят по двору.

Л е н а (оглядываясь). Впервые мы были тут почти две недели назад. Вечером. Сколько тени теперь.

Р и м м а. А на улице пекло. В октябре!

К о с т я. Еще раз спрашиваю, Марат. Что нам нужно сейчас, в отсутствие Лины Петровны, в ее дворе?

М а р а т. Терпение и выдержка создают мужчину.

Л е н а. Знаете, ребята, я попрошу назначение на Тянь-Шань. На перевалах — снег, в долинах — сады цветут. Потом в Арктику переведусь. Полгода день, полгода ночь.

Р и м м а. А я не люблю контрастов. Мне нравится Прибалтика.

С о н я. Здесь хорошо сидеть с кем-нибудь под звездами…

К о с т я (подсаживается, шутливо обнимает). Я, Сонечка, нежный.

С о н я (освобождаясь). Когда уже в космос полетят в одном корабле мужчина и женщина?

К о с т я. Марат, у меня сегодня еще секция бокса!

М а р а т (невозмутимо). Эти орехи и каштаны посадили сами жильцы. Я спрашивал их. В сорок пятом. В День Победы. Поехали в питомник и привезли целую машину саженцев.

Р и м м а. Даже у нас в селе теперь уже никаких следов войны…

К о с т я. Через год Лина Петровна вернется с Кубы. Справишься у нее насчет следов!

Л е н а. Да, не повезло. К тому времени разлетимся кто куда.

Р и м м а. Вот только вдо́вы все помнят, плачут ночами.

С о н я (обняла дуб). Дуб этот уже тогда был стариком.

М а р а т. И скамейка стояла. Все чинят ее, красят.

Р и м м а. А я удивляюсь. Рухлядь же… Иногда так трудно бывает понять людей!

М а р а т. Лина в сорок первом на сколько старше тебя была?

Р и м м а. Тогда взрослели быстрее.

Л е н а. Две недели, почти каждый вечер, мы встречались с подпольщиками, старые отчеты читали, воспоминания Лины. Наши прежние представления… Как не похожи они на жизнь! Нет, теперь я не смогла бы задать Лине того вопроса!

С о н я. Какого это вопроса?

Л е н а. Спрашивать о цене жизни? Когда почти все ее товарищи, ее сестренка… когда она сама только чудом…

К о с т я. Вопросы, вопросы! Кажется, я знаю, в чем тут дело. (Вскочил на скамью).

Все смотрят на Костю.

Лене нужны сразу снег и цветущие сады. Римме — ровное постоянство. Меня интересует структура почвы на Луне. Соню — любовь в межпланетном корабле.

С о н я. Болтун…

К о с т я. И у каждого индивидуума — свои проклятые вопросы номер один. В сорок первом и семьдесят первом. Нет таковых — нет и человека! Летучая мышь! Где же она, заветная эта шкатулка с разгадками, пригодными для всех? Не имеется оной! И слава богу. Что же остается делать? Рыть, копать своей лопатой, как некогда говаривал мастер Фомич. Непременно своей. Благодарю за внимание, леди и джентльмены! (Соскочил со скамьи).

М а р а т. Теперь ты понял, Костя, зачем мы снова здесь?

Костя отрицательно качает головой.

В том же дворе, в тот же день и час, когда все началось…

К о с т я. Хочешь сказать… Все это могло бы случиться со мной? С тобой? С ней и с ней?

М а р а т. Да, родись мы на четверть века раньше. (Обходит сцену, обводит ее рукой). Деревьев этих еще нет. Один лишь старый дуб. Октябрь сорок первого. Мы с вами — парни и девчонки тех лет. Юрию Гагарину только седьмой год…

Перемена света. Возникает декорация «Сорок первый год». Вступает музыка «Идет война народная».

Костя исчезает. Как и все в дальнейшем, он появляется потом в другой одежде, внешность же остается неизменной.

М а р а т. Киев в плену. Немцы уже наводят бинокли на Москву.

Р и м м а. Этот плакат… Где я его видела?

Л е н а. Слышите? Запах гари, каменной и железной гари…

Несколько характерных взрывов.

М а р а т. О, из окон еще бросают гранаты в немецкие танки!

Качаются какие-то жуткие тени.

С о н я. Что это? Виселицы на улицах?

С чемоданчиком в руке входит  К о с т я  в старой, замызганной лыжной куртке, в широченных брюках.

Л е н а. Володя Самчук? Да мы же читали об этом! Чемоданчик, одет во все чужое. И сейчас встретится с Линой…

Лена отделяется от остальных, исчезает.

М а р а т. Опять не застал ее дома. Уже во второй раз.

Костя — В о л о д я  С а м ч у к  садится под дубом, читает газету «Українське слово».

С а м ч у к. Ого, уже голуби им мешают! Кто не перебил своих турманов и мохначей, будут считаться «совицким шпионом». Ясно, к стенке. Выбор небольшой, за все к стенке! Вот — «за укрытие теплых вещей, необходимых армии-освободительнице»… О, какие вдруг нежности! Студентов мединститута сердечно приглашают явиться для продолжения занятий… Хотел бы я знать, что за подвох тут?

Через арку-подворотню входит  Л и н а  Г о р б а ч. Мы без труда узнаем в ней Лену. Легкое пальто раструбом, как носили в те годы, стоптанные туфли. Старомодная вещевая сумка.

(Совсем тихо). Линка, Линка-бамбулинка…

Л и н а. Володя, Вовка?! Похудел, как похудел… Но жив, жив! Вечность прошла… (Подошла, на секунду прижалась).

С а м ч у к. Один месяц, Линок.

Л и н а. Почему не сказал Ольке, где искать тебя? Как ты опять оказался в Киеве? Нет, нет, ничего не отвечай, идем!

С а м ч у к. Здесь поговорим.

Л и н а. Но дома же только сестренка!

С а м ч у к (усаживает на скамью). Глаза одни остались. Самые большие и красивые глаза во всей сорок третьей школе.

Л и н а. А тебе не опасно тут… слишком долго?

С а м ч у к (встряхнул чемоданчик). Слесарь-водопроводчик коммунального отдела городской управы.

Л и н а. Слесарь управы… Ты!

До вступления в действие в новом обличье остальные студенты как бы исполняют задачу хора.

М а р а т. Научный доклад аспиранта Владимира Самчука директор института физики огласил в Париже на международном конгрессе.

Р и м м а. Ты уже и в институте этом побывал?

С о н я. А как Самчук оказался здесь?

М а р а т. До последнего дня рыл окопы в Голосеевском лесу. В составе студенческого батальона.

Л и н а. Я совсем одна сейчас, Вова. Как в дремучем лесу.

С а м ч у к. И сегодня с тряпками — на толчке?

Л и н а. Меняю на хлеб. На молоко для Ольки. Ты же видел ее…

С а м ч у к. Из-за сестренки и осталась?

Л и н а. Полиомиелит, костыли… Отец с июля на фронте. Ты уходил с последними? Потом — окружение?

С а м ч у к. И дарницкий лагерь.

Л и н а. Бежал, пробивался к нашим?

С а м ч у к. Колючка, пулеметы на вышках, овчарки… Не вышло.