– Куда мы едем?

– Просто завернем за угол. Надо уединиться.

При слове «уединиться» по спине Уинстона бежит холодок. В паху становится жарко и тесно. Проехав пару кварталов, незнакомец сворачивает на стоянку перед заброшенным складом. Объезжает здание и останавливается на заднем дворе рядом с пустой погрузочной платформой. На асфальте вокруг машины валяются осколки разбитых бутылок, несколько ржавых игл для шприцов и использованных презервативов. Впрочем, Уинстону все равно. Как все равно, что настойчивый гул в голове нарастает и нарастает. Сейчас важно только одно: белокурый ангел, сидящий рядом.

Молодой человек выключает двигатель и поворачивается к Уинстону.

– Позвольте представиться как положено. – Он протягивает правую руку. – Можете называть меня Бобби.

Уинстон пожимает ему руку. Кожа у этого ангела гладкая и приятная на ощупь, как размягченное сливочное масло. Напряжение в паху у Уинстона превращается в глухую пульсацию.

– То, что я собираюсь сказать, то, что я собираюсь вам предложить, не займет много времени, – говорит незнакомец. – Но мне нужно, чтобы вы слушали очень внимательно.

Уинстон, словно плывущий в густом тумане, кивает.

– Мы с коллегами знаем, что вы – человек очень богатый, мистер Уинстон. Но, как вам, безусловно, известно, достояние человека измеряется не только его богатством. – Он наклоняется ближе; так близко, что Уинстон ощущает его дыхание у себя на щеке. Глаза Уинстона, и без того распахнутые до предела, распахиваются еще шире. – Власть. Контроль. Территории. Есть и другие миры кроме этого. Много миров. Один из этих миров может стать вашим. Подумайте, мистер Уинстон. Вы будете править миром. Не компанией, даже не континентом, а целым миром. Причем целую вечность.

Жужжащий гул в голове Уинстона почти затих. Теперь он слышит что-то другое: далекий плеск волн, бьющих о каменистый берег. Ему нравится эта мысль – править миром. Да и кому бы она не понравилась? Полный бред, разумеется. Так не бывает. Но было бы здорово. Очень здорово. Он представляет себя в замке на морском берегу… слушает, как волны бьются о берег… тысяча человек низко кланяются при его появлении… черт возьми, десять тысяч! Как поется в той песне «Beach Boys», это было бы славно.

– От вас нам нужно только одно: определенный предмет. В данный момент им владеет женщина по имени Гвендолин Питерсон…

– Сенатор Питерсон?

– Она самая. Мы могли бы попробовать забрать его сами – и мы пытались забрать его сами, – но Башня крепка.

– Какая башня? – спрашивает Уинстон и не узнает собственный голос.

– Единственная, что имеет значение. – Красавец блондин кладет руку Уинстону на колено. Уинстон содрогается от наслаждения. Возможно, он все-таки гей – по крайней мере, в присутствии этого парня. – У Гвендолин Питерсон есть то, что нам нужно, чтобы разрушить Башню. Вам необходимо найти эту вещь и передать ее нам. Ваше огромное богатство и политическое влияние предполагают, что вы однозначно подходите для выполнения этой задачи.

– Вы сумасшедший.

В голове Уинстона шумит морской прибой.

– Закройте глаза, – велит Бобби.

Уинстон совершенно беспомощен, он не может противиться этому человеку. Он как будто загипнотизирован. Как только он закрывает глаза, в ноздри бьет запах соли, на лице ощущается прикосновение прохладного ветерка. Соленый вкус тает на языке – это морская соль! Шум прибоя становится громче, но теперь он звучит не только у Уинстона в голове; теперь он повсюду. Где-то в вышине кричит птица – кажется, чайка, – и ей отвечают другие птицы.

– Теперь откройте глаза.

Гарет Уинстон открывает глаза и видит, что уже не сидит в зеленом «крайслере» на заднем дворе заброшенного склада в Сент-Луисе. Он сидит рядом с красавцем блондином на лугу, где трава шелестит на ветру. Он встает и смотрит вниз со склона холма. Внизу плещется море изумрудно-зеленого цвета. В сотнях футах под ним волны с белыми гребешками бьются о скалы и лижут песок. В небе, окрашенном желтыми и пурпурными полосами, парят на ветру сотни птиц. Над горизонтом встает багряное солнце.

Это все настоящее, думает он. Боже мой, это все происходит на самом деле.

– Что вы со мной сделали?

– Посмотрите туда, мистер Уинстон.

Уинстон оборачивается. Медленно. Словно во сне. Только это не сон.

Бобби показывает на запад, на город, раскинувшийся вдали, насколько хватает глаз. Свет восходящего солнца отражается слепящими бликами от окон бессчетных высотных зданий. Сложная паутина мостов и широких эстакад оплетает сияющий мегаполис. Издалека Уинстону не разглядеть, что за машины движутся по эстакадам, но их очень много. В небе над городом нет и намека на смог.

– Это очень большой город? – ошеломленно спрашивает Уинстон.

– Больше Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса, вместе взятых. И продолжает расти. В окружении почти пятидесяти тысяч акров девственного леса.

Уинстон изумленно присвистывает.

– В мире, который я вам предлагаю, еще две дюжины таких городов.

Уинстон показывает пальцем на участок, похожий на темный шрам голой земли, в нескольких милях прямо перед ними. Крошечные на таком расстоянии фигурки людей деловито снуют по участку туда-сюда, словно работящие муравьи в детской муравьиной ферме.

– Что это?

– Это, – говорит Бобби с довольной улыбкой, – ваш алмазный рудник.

– Правда?

– Да, правда.

Впервые с тех пор, как Гарет Уинстон поднялся со скамейки у входа в парк, в нем проглядывает что-то от него прежнего. В его глазах появляется жадный – голодный – блеск.

– А вон там, – говорит его новый приятель, указав на большой замок на вершине скалы над морем, – ваша резиденция. Одна из многих, надо добавить. Для обслуживания только этого замка вам надо будет нанять… Получилась довольно мягкая формулировка, поскольку зарплату вы им не платите. Так вот, вам надо будет нанять больше двухсот человек из ближайшей деревни. А в обмен на их верность и труд вы им разрешите возделывать землю и выращивать себе еду, не облагаемую налогом.

– Да, конечно, – бормочет Гарет. Несмотря на изумление, мозг бизнесмена работает четко. – И, может быть, надо будет наладить медицинскую помощь. Только законченные дураки думают, будто верность нельзя купить. Надо будет подумать о пенсионных пособиях… по крайней мере, для самых приближенных, самых преданных слуг…

Бобби смеется, сверкнув зубами, совсем не похожими на зубы ангела. Кривые, острые, желтые – это крысиные зубы.