Алёна застегнула лифчик, перекрутила его вокруг себя застёжкой на спину и вправила большие груди в чашечки.

— А почему у него кличка Алабай? — спросила она уже наверхосытку.

— Он думал приучить собаку «вожаков» искать. Городской. «Спортсмен».

— Ясно с ним… Ну, бывай, Ваня, — легко попрощалась Алёна.

Она узнала всё, что требовалось Егору Лексеичу.

Сам же Егор Лексеич бесцельно прогуливался по станции, убивая время, и наткнулся на тихий междусобойчик трёх бригадиров, уютно рассевшихся за депо на раскладных стульчиках. Перед ними стоял походный столик, тоже раскладной, а на нём — пара бутылок, кружки и открытые консервы на закуску.

— Давай к нам, Типал, — пригласил бригадир Тайсон. — Примешь?

— Писят, не больше, — согласился Егор Лексеич.

Со всеми он был шапочно знаком: с Тайсоном из города Сатки, с молодым Кайманом и стареньким Перхуром.

— Я говорю, у Бродяг пошёл гон, — убеждал собеседников Перхур. — Вы такого не видели, а я видел. Они будто слышат что-то — и сваливают с бригад. Сбиваются в стаи. Хуй знает, чё им надо. Идут и идут.

— Я встретил стаю под Шапкой, но не Бродяг, а уже лешаков, — подтвердил Егор Лексеич. — Не знаю, опасные ли были, но напали. Мы хлопнули парочку.

— Это Зов, — заявил Перхур. — Он раз на восемь лет случается. Восемь лет — срок делянки. Где-то, значит, рубят какой-то лес, он и зовёт на помощь. Лес, я думаю, на Бурзяне, а Зов по пчелиным дорогам раскатывается. Если Бродяга попадает на пчелиную дорогу, то слышит Зов и уходит на него. А где лежат пчелиные дороги, никто не помнит, пасек-то больше нет. Но бурзянка самой знатной пчелой была. Королевской.

— Без насекомых лесу не прожить, — подтвердил умозаключение Перхура Егор Лексеич. — Я точно знаю. Так что вполне возможно, что Зов — с Бурзяна.

— Там, на юге, совсем какая-то херня творится, — заметил Тайсон. — Про Мурадым слышали? Я-то сам не добирался, а кто был, говорят, что деревья в ущелье корнями выламывают камни и сбрасывают сверху на бригады.

— Может, просто так обвалы?

— До хуя для просто так.

— По Кувандыку, говорят, снова слепожары поползли, — сообщил Перхур. — Лет пятнадцать их нигде не было, и опять объявились.

— Что это за дрянь?

— Пятна такие здоровенные. Сами по лесу плывут тихонечко. Угодишь в слепожар — вокруг всё такое яркое делается, красивое. А потом слепнешь. Кто на время, кто насовсем. Если не свалишь оттуда побыстрее, изнутри жариться начинаешь, только не чувствуешь ничего, пока шкура клочьями не полезет.

— Лес — он того, защищается, — авторитетно кивнул Тайсон.

— Не защищается он, — возразил молодой Кайман. — Это мы защищаемся. А он просто живёт. И нас жуёт. Про Бакальские карьеры в курсе?

— А что там?

— Кладбище комбайнов. И чумоходов, и обычных. Их свозили туда и бросали. А там лес укоренился — и пиздец какой-то начался. Короче, деревья стали выращивать сломанные детали машин, даже узлы. С карьеров полезли твари какие-то самоходные — наполовину машины, наполовину растения. Пока их ещё немного, ну дак ведь до поры до времени. Я сам не видел, но болтали…

Егора Лексеича тронули за плечо — сзади стояла Алёна.

— Ладно, мужики, мне пора, — поднялся Егор Лексеич.

Взяв Алёну под руку, он двинулся к дому своей бригады.

— Всё я узнала, Егора, — негромко сообщила Алёна. — У Алабая в бригаде восемь мужиков вместе с ним. Лагерь — в Межгорье. Оружие всякое, но таких вертолётиков маленьких нету. Будет воевать с тобой за Бродягу.

Егор Лексеич приобнял Алёну.

— Золотая ты баба, — с чувством сказал он.

Алёна смущённо улыбнулась.

Егор Лексеич привёл её к дому, а сам остался на улице.

Уже темнело, чёрные острия леса вгрызались в догорающую багряную полосу заката, на востоке в густой синеве неба проклюнулись мелкие звёзды. Просеку железной дороги вдали заволакивало белёсым туманом. Было тепло, как под одеялом. Поморгав, над станцией зажглись прожекторы.

Егор Лексеич неспешно прогуливался вдоль обшарпанной стены домика и размышлял. Алабай затаился в Межгорье. Он готовится атаковать. Когда и где? Егор Лексеич попытался представить ход мыслей противника. Логичнее атаковать тогда, когда бригада разделится, то есть будет валить «вожаков». Но незаметно подобраться, окружить, вычислить Бродягу, чтобы не убить его в суматохе, — это не так-то просто. И не так-то быстро. А время играет важную роль. Алабай знает, что у Типалова нет своего лесовоза, есть только мотолыга — замена трелёвочного трактора. Лесовозы будет подгонять Ароян. А «вожак» на лесовозе окажется уже собственностью Арояна. И грабить его Алабаю нет смысла. Время работает против Алабая: едва Типалов начнёт рубить деревья, каждый день промедления будет неудержимо сокращать добычу Алабая. Значит, Алабай должен атаковать до того, как Типалов доберётся до Ямантау. До того, как доедет до заброшенного города Межгорье.

В Межгорье ведут две дороги: обычная и железная. На мотолыге можно проехать и по рельсам. Выходит, Алабай устроит засаду на этих дорогах. То есть завтра. Или послезавтра. Словом, очень скоро. И надо быть готовым…

Егор Лексеич уже шагал от дома к лесополосе, ограждающей территорию станции. Ох, не зря чутьё тогда подсказало ему не совершать непоправимых поступков… В этих чащах всё не случайно, а он умел слышать голос леса.

Он шёл в темноте, путался в кустах, изредка спотыкался на мусоре, в траве, но в душе у него было светло и ясно. В прогалах крон блестела щербатая луна, заливисто пели ночные птицы. Егор Лексеич думал о том, что завтра или послезавтра в него будут стрелять, но он счастлив. Он живёт так, как хочет. Денег у него до хрена, он может купить себе космический круиз на шаттле, у него в Португалии есть большой дом на побережье, но ему нравится здесь, в этих лесных горах. Нравится вести свою бригаду по старым просекам через буреломы или болотные топи. Нравится разгадывать загадки леса-мутанта и уклоняться от смертельных ловушек. Нравится бить из базуки по спятившим чумоходам и валить могучих «вожаков». Нравится видеть мёртвые селения: они проиграли борьбу, а он — нет. Нравится командовать людьми, решать за них, владеть их судьбами. Только так он ощущает себя по-настоящему живым.

По этим дебрям он шарахается не для денег. Деньги лишь обозначают победу, а сами по себе победой не являются. Ну, для него, для бригадира Егора Типалова. Для Алабая, конечно, не так. И для бригады не так. Что ж, его, Егора Лексеича, мало кто способен понять. Такой вот он. Пожалуй, Муха бы его поняла. Ух как она не хотела идти работать на завод!.. Придумала, что станет бригадиром. Ага. Ладно, пусть девчонка позабавится… Но с ней надо быть начеку. Есть в ней какой-то угол, что-то такое — выпирающее поперёк…

По мостику из шпал Егор Лексеич преодолел ручей, растворившийся во мраке низины, потом оказался на заросшей улице с пустыми домами, блёкло освещёнными низкой луной. Где-то ухнул филин. Вот ржавый и мохнатый от жимолости остов грузовика. Вот дикий палисадник и уцелевший подъезд.

Ведьма никуда не делась. Сидела на полу с руками, завёрнутыми назад и привязанными к батарее. Под задницей — лужа.

— Руки, блядь, выломило, начальник! — заныла она. — Обоссалась я!..

Егор Лексеич опустился на корточки и усмехнулся:

— Лучше обоссаться, чем сдохнуть… Запоминай, что скажу. На меня охоту объявили. Будешь служить мне Ведьмой, тварина блатная. Если выручишь — отпущу, до города переправлю, денег дам. А если что не так — даже хоронить не стану. Понятно объяснил?

— Всё понятно, начальник! — заверила Щука.

— А на пробу мне то копыто смерти покажешь, где бригада лежит.

37

Дорога на Инзер

Щука ничего не понимала в географических картах, не могла разобраться в абстракции изображений, зато мгновенно всё смекнула, когда Егор Лексеич, отчаявшись, просто показал ей на планшете видеотрансляцию с высоты.

— Другой базар! — оживилась она. — Вот наша зона.