Шрифт:
Закладка:
— Рассказывай, что там стряслось и куда подевалась Щукина, — говорил он каждому, кого к нему приводили.
— Своих действий я в точности не помню, — Холодовский отвечал ясно и спокойно. — Кто что делал — тоже не помню. Я полностью был сосредоточен на чумоходе, а не на людях, чтобы отреагировать адекватно, вот и всё.
— Я в тот момент понял, что надо под машиной укрыться, у неё клиренс низкий и для чокера места нет, — деловито сообщил Фудин. — Пока пролазил, всё закончилось. С такой ситуации на посторонних внимание не обращаешь, так что я не видел ничего, товарищ офицер.
— Думать некогда было, каждый уж сам за себя, — Матушкин виновато поскрёб кудлатую голову. — Я стреканул — кажись, мотолыгу перепрыгнул… Какая на хрен Щука? Я свои штаны чуть не потерял!
— Я? — запыхтел Калдей. — А я чё? Все там чё-то, и я тоже. Не знаю ничё.
— Да я труханул по полной, куда-то шарахнулся, на других не смотрел, — смущённо похохатывая, признался Серёга.
— У меня вот здесь всё прямо оборвалось, — Алёна с тяжким вздохом положила ладонь на обширную грудь. — Я просто замертво была, как заяц!
— Я сразу в сторону скользнул, чтобы харвер меня не зацепил, — Костика, похоже, забавляло, как он удирал. — Кто там куда — хер разберёт.
— Просто к лесу побежала, — бесцветно сказала Вильма. — Ни на кого не оглядывалась.
— Меня вообще до сих пор трясёт! — едва не заплакала Талка. — Всё с тумана, только чудище это лапой тянется!.. Кошмар такой!
Допрос затянулся надолго. Маринка сидела во дворе на ящике возле стола из катушки от кабеля и, скучая, рассматривала станцию: вертолёт, лесовозы, рукастые погрузчики на перроне, домики в окружении бурьяна, коробка депо, цистерна, вагоны с брёвнами, красно-жёлтая мотриса, мачты интерфераторов на растяжках… Маринке скорее хотелось в лес — валить «вожаков» на склонах страшной и недоступной горы Ямантау. Ощутить настоящую работу, когда ты сам себе хозяин, когда в твоей власти и дело, и люди, и машины… Испытать на себе угрюмое непокорство леса — и свою победительную силу…
К Маринке присоединился Митя. После разговора с Аликом Арояном он был подавлен и молчал. Маринка оценила его ненавязчивость.
А вот боец — охранник у дверей дома — изнывал от безделья. Он стащил каску в полотняном чехле и всё поглядывал на Маринку.
— Чего сидишь тут? — спросил он, не устояв перед искушением.
— Тебе какая разница? — ответила Маринка.
Боец был молодым парнем — крепким, коротко стриженным, наглым.
— Борзая, — оценил он.
Он нырнул в дом и скоро вернулся.
— Ещё час там проваландаются, не меньше, — ухмыляясь, сообщил он Маринке. — Успеешь кончить, если постараешься. Сотку даю.
До Маринки дошла суть его слов, и Маринка покраснела от бешенства.
— Пош-шёл ты! — прошипела она.
— Ты кого послала, сельбанка? — принялся весело распаляться боец, ему надо было взвинтить себя. — Меня послала, да?
— Отвали!
— Ты на кого залупаешься, сучка? Да я тебя на борт затащу — всех, блядь, обслужишь, а потом и спрыгнешь без парашюта!
Боец схватил Маринку за руку и рывком поднял на ноги.
— Отпусти! — рявкнула Маринка. Серёга Башенин был где-то рядом, в доме, и Маринка заорала: — Серёга!.. Серый!
Она даже не подумала, что Митя — этот городской хлюпик — может чем-то ей помочь, но Митя мгновенно оказался рядом с бойцом и обеими руками толкнул его в грудь, прикрытую бронежилетом. Маринка обомлела.
Боец, не раздумывая, ударил Митю в челюсть, и Митя отлетел, однако тотчас же выправился и бросился на бойца снова.
И вдруг между ними появился Егор Лексеич. С хозяйской уверенностью он плечом отпихнул Митю и двинулся на бойца, выставив ствол.
— Ты кто такой, дядя? — изумился боец, лихорадочно перетягивая со спины свой автомат. — Ты на кого оружие нацелил, падла?
— Уймись, — произнёс Егор Лексеич. — Уймись, салага. Я бригадир.
Боец уже понял, что заполучить девку ему не удастся, и отступил.
— Мы вас всех положим! — Он харкнул под ноги Егору Лексеичу.
— Успокойся, говорю.
Митя тяжело дышал, сжимая кулаки. Маринка убрала с лица волосы.
Егор Лексеич немного опустил ствол автомата.
— Не надо бычить, боец, — дружески посоветовал он спецназовцу. — Ты не у себя дома. Мы тут на станции — бригады лесорубов, мы все с автоматами и базуками, мы чумоходов бьём. Хорош барагозить.
Боец встряхнулся, начиная соображать.
— Вот и лады, — похвалил его Егор Лексеич. — Велели тебе дверь охранять — дак охраняй, не отвлекайся. И ребят моих не трогай. Всем лучше будет.
36
Станция Татлы (IV)
Вертолёт со спецназом улетел восвояси часов в семь вечера, а к исходу дня на станцию вернулся товарный поезд из Уфы. Сначала откуда-то издалека, из-за лесов — словно из прошлого, долетел гудок локомотива, а потом во мгле на просеке обрисовался тепловоз. Он тащил три пустые платформы для брёвен и пассажирский вагон — передвижной магазин Татаурова. С мягким стуком поезд прокатился мимо мотрисы и, заскрипев буксами, замер на своём месте.
Машинист с помощником ещё переставляли локомотив на запасный путь, вручную переводя стрелки, а к вагону Татаурова уже потянулись работяги из разных бригад, истомившиеся за день в жажде дозволенной выпивки. Алёна терпеливо переждала наплыв страждущих. Список продуктов она принесла Татаурову ещё утром, а сейчас должна была получить товар и расплатиться.
Переоборудованный вагон служил Ваньке Татаурову сразу и магазином, и складом, и жилищем. Татауров поманил Алёну в подсобку.
— Вот, скидал вам, — он указал на пластиковые ящики. — Сверять будешь?
Алёна наклонилась, переворачивая в ящике верхние упаковки, чтобы Татауров увидел её оттопыренный круглый зад.
— Не обманешь, поди? — пропыхтела она.
Татауров тотчас положил ладонь ей на задницу.
— Извини, Алёнушка, не могу сдержаться, — честно признался он.
— Дак и не сдерживайся, — распрямляясь, улыбнулась Алёна.
Роняя товары с полок, взволнованный Татауров метнулся запирать вагон.
В купе Татаурова Алёна сама разделась и легла на диванчик, для затравки прикрывшись простынёй. Ваня Татауров не вызывал у неё ни желания, ни отторжения. Ваня как Ваня. Мелкий жук при большом бизнесе. Супружник у Алёны был таким же — и сел за мошенничество. Алёна давно уже научилась спокойно брать от мужиков то, что ей нужно, — удовольствие или помощь, и ничто её не смущало. Не девушка ведь. Вся эта трепетность — для малолеток. А она — спелая и красивая баба, которая всё понимает и всему знает цену.
Ваня оказался ничего так — жадненький мужчинка и напористый. Видно, и правда, что она ему запала в душу. Выкладывался он сполна. Алёна сладко и непритворно застонала. В окне за занавеской над вершинами леса догорал жаркий багрянец заката. Алёна, расслабляясь, с нежностью вспомнила Егора Лексеича: да, Егор Лексеич попросил её сделать то, что ей было приятно.
— Ох, Ваня, пора уже мне до бригады, — потягиваясь, сказала она. — Завтра выезжаем спозаранку.
— Может, не поедешь? — Татауров ласкал её полную грудь.
— А чё не ехать-то? — Алёна выводила его на откровенный разговор.
— Опасно там…
— Брось ты, Вань, — отмахнулась она. — Я слышала от бабёшек с других бригад, что Алабай там на Типалова зубы точит… Ерунда.
Алёна умышленно назвала Алабая: дескать, никакой это не секрет и тему Алабая можно обсуждать свободно.
— Ничё не ерунда, — запыхтев, признался Татауров. — У него нормальная такая база на Межгорье… Он автоматных рожков закупил — на войну хватит. Хотел ещё коптеров взять — у него нет, а у меня тоже закончились.
— Ну и что? — зевнула Алёна, рассчитывая, что Ваня продолжит.
— Как «ну и что»? Он же на вас готовится напасть. Ему Бродяга нужен. Не ездий с Типалом, Алёнушка. Алабай мочилово устроит.
— У меня на бригаде восемь мужиков. Как-нибудь отстреляются.
— И у него тоже восемь. Поровну будет.
Алёна тихо засмеялась, довольная собой, перелезла через Татаурова и подняла с коврика на полу свою одежду.
— Я тебе добро советую, а ты