— Таак, — потянула я, откидываясь в кресле. — Информационные потоки в нашей компании на высоте, как я вижу. Что ты ржешь, Горинов? Тебе напомнить, что ты мне должен крупную сумму?

Хорошее настроение Володи слегка успокоило и меня, будь у Олега серьезные проблемы, Горинов сейчас вел бы себя иначе.

— Меркантильная женщина, — ругнулся безопасник, не скрывая смеха.

— Что делать? Все дорожает, а жить надо! Интересно, в этой компании хоть кто-нибудь еще не в курсе?

— Могу успокоить, финансовый и экономический блоки всегда все узнают последними, а потом долго за это на всех обижаются. Бухгалтерия так вообще может месяц с нами не разговаривать, что меня, лично, очень даже радует — не задалбывают своими отчетами.

— Рада, что хоть кто-то свои бонусы заберет. Так все же, Володя…. Олег?

— Он в порядке, Олив. Честно. Я понял твое беспокойство и в общих чертах знаю, что произошло в выходные. Не все, — он поднял руки, когда почувствовал, что я закипаю, — только то, что Олег приказал усилить твою охрану и охрану Марика…

— Марика?

— Олив, не будь дурой, ок? Не нервничай, ничего сверхъестественного не происходит, можно сказать рутина. Я бы сам этой суке ноги повыдергивал, по свойски, так сказать, но Олег запретил. Все, Олив, занимайся своей работой и не психуй, Олег вернется или вечером, или завтра. Лучше бы завтра, потому что сегодня ему на глаза лучше будет не попадаться.

— Володя, — я крепко обхватила кружку с кофе обеими руками и почти умоляюще посмотрела на него.

— Олив, ну не смотри ты на меня так, я сейчас сам заплачу. Эта поездка — его личное, сильно личное. Не лезь ты в это…. Олив, правда, оставь это. Олег сам разберется. Это одна из тех ситуаций, когда лучше держаться в стороне.

— Это касается…. — едва слышно прошептала я, задавая Володе беззвучный, больной вопрос.

— Да…. — сухо кивнул Володя. — Ему тоже бывает нужно время. Все в компании знают, что если он резко отменил встречи и исчез — то ему нельзя ни звонить, ни писать и вообще, лучше даже не попадаться на глаза какой-то период. Вот увидишь, сегодня все сбегут с работы ровно в шесть. Советую поступить так же. Оставь его наедине с этим, Олив.

Он желал мне добра, не понимая, насколько сильно я увязла. Здравый смысл подсказывал мне, что Володя прав, полностью прав. Но…. я помнила, не могла забыть ни кошмары Олега, ни его ступор, ни слова про вазэктомию, которые до сих пор звучали у меня в ушах. Я слишком много знала и сейчас, именно сейчас, глядя не в глаза Олегу, а за его спиной, делала свой выбор.

— Нет, Володь, не оставлю. Его и так оставляли слишком многие. И слишком часто.

Мы смотрели в глаза друг другу. Долго. Тяжело. Каждый из нас понимал, что только что произошло.

— Олив… — Володя постучал пальцами по ровной поверхности стола, — подумай хорошо, очень хорошо. Назад дороги не будет. Он этого не перенесет….

Разговор был между нами, Володя действительно давал мне шанс уйти в сторону. Раз и навсегда. Не смотря на договор с Олегом.

Еще неделю назад, я бы развернулась и ушла не глядя. Но не сейчас, уже не сейчас.

Я плотно сжала губы и отрицательно покачала головой, чувствуя, как сжигаю за собой все последние мосты.

И на губах Горинова заиграла счастливая улыбка.

— Вали работать, Олив. И Марика своего предупреди насчет безопасности. Не делайте нам нервы и дополнительную работу.

Я не смогла сдержать пусть и грустной, но улыбки в ответ.

— Олив, — Володя остановил меня у дверей, подошел близко, очень близко и взял за руку. Так, как раньше никогда не брал — бережно, осторожно, с уважением и даже некой благодарностью. — Я прошу тебя лишь об одном… — он наклонился ближе к уху. — Пожалуйста, никогда не спрашивай его о прошлом. Никогда. Как бы он к тебе не относился, этих вопросов он тебе не простит. Выть будет, но не простит.

Я молча кивнула, показывая, что услышала его последнее предостережение.

До трех часов дня работа проходила в штатном режиме, конечно, если не считать восторженного Латыпова, сбрасывающего мне в сообщениях все новую и новую информацию. Похоже он пребывал в такой эйфории, словно это его фотографии напечатали все крупные издания города и края.

— Олив, даже «Нефтехим», посмотри, фото даже в их еженедельной газете!

— Господи, Латыпов, ты ко мне за день 30-тый раз заходишь! Я вижу ту же новостную ленту, что и ты!

Но в принципе, Костя был прав — Клара удивила. И удивила серьезно.

Понятно, что Олег был не на первой странице, которая всегда была посвящена руководству компании, однако его упоминание и даже фото пожатия рук красовались ровнехонько на второй странице. Я довольно потянулась.

— Но Олив, можно теперь спокойно организовывать пресс-конференцию, брифинг….

— Стриптиз, — продолжила я за него. — Остановись, Костя. Выдыхай, бобер! Мы сделали свою работу. Теперь надо позволить новостям жить своей жизнью. Есть такое хорошее выражение, Костя: не суетись под клиентом! Им теперь новостей надолго хватит. Расслабляемся. На следующей неделе дадим одно-два интервью, не более.

— Мы можем выпустить пресс-релиз о деятельности компании….

— Костя, мы выпустим интервью по итогам вечера. Благотворительность, — по слогам произнесла я. — Никаких экономических новостей — отвлечем внимание другим.

Я снова обратила внимание на статью Клары, наслаждаясь каждым её словом. Она была мастерицей своего дела, умеющей подать информацию так, чтобы даже незначительные детали играли в нашу пользу. «Интересно, во что мне обойдется эта красота?»

— Добрый день, Клархен, — я жестом велела Латыпову прижать задницу. — Ты как всегда великолепна.

— Наслаждаешься, Ливи? Хороши мужики?

— Хороша та, кто их такими сделал, — я невольно улыбалась, слушая как Клара мурчит от удовольствия. — Во что мне встанет твоя благотворительность?

— Выборы близко, Ливи, — промурлыкала хитрая стерва. — Три дня у нас.

— Выборы, выборы…. — не удержавшись, пропела я. — Когда?

— Февраль. И да, полностью согласна. Но увы, у нас нет иных….

Я мысленно прикинула сроки.

— Буду, Клархен.

— Тогда, считай, квиты, подруга.

— Ливи, — голос Клары стал серьезнее. — В качестве бонуса: мне тут птички на хвосте нащебетали…. — она чуть замолчала, видимо, думая как сформулировать информацию. — Кое-кто сильно недоволен тобой и твоей… деятельностью.

Птички, говоришь, Клара?

— Птички-то у тебя большие, Клара?

— Не воробышки. И поют тревожно.

— За меня переживают? Или тоже не рады лицо мое видеть?

— Скажем так: тебе привет и пожелания всех благ.

По лицу Латыпова было понятно, что он не понял ни слова.

— Спасибо, Клархен, — от души поблагодарила я. — Птичкам отдельная…. Благодарность.

Клара