и карас все еще при ней. Робер распорядился переписать уцелевших, вчера это казалось лишним, но, остыв и подумав, Дик признал, что Эпинэ действовал правильно. Просто они все устали, вот и наговорили друг другу глупостей, а через несколько часов Иноходец едва не погиб. Они могли никогда больше не увидеться, и последними сказанными друг другу словами остались бы взаимные упреки… Это было бы чудовищно!

– Вот моя келья, – баронесса отворила полускрытую золотистым шелком дверцу, – я здесь прячусь, когда устаю от… общества.

Комната была прелестной. Все оттенки желтого и оранжевого, аромат роз и померанцев, щебет неизбежной морискиллы превращали спаленку в уголок позднего лета. Женщина устало опустилась на круглый пуф.

– Я готова. – У Марианны не глаза, а карасы, а бледность ей только к лицу. – Я хочу все рассказать раньше, чем упаду и усну. Или умру.

Иногда, чтобы защитить человека, приходится его мучить. Бедняжка хочет забыть кровавый кошмар, но он заставит ее вспомнить. Смог бы он так поступить с Катари? Никогда, но Катари подобной ночи не пережила бы.

– Вы предлагали вино, – разговор не должен стать допросом, – оно сейчас пришлось бы кстати.

– В кувшине «Черная кровь», – поежилась Марианна. – Ваша должность позволяет вам ее разлить или позвать слугу?

– Позволяет.

На алатской шпалере пышно цвели розы и летали алые с золотом бабочки. В Сакаци висели похожие вышивки, а сама баронесса напоминала сразу и Матильду, и Вицушку. Может ли быть, что госпожа Капуль-Гизайль из Алати? Дикон наполнил два узких бокала:

– Ваше здоровье, сударыня!

– Постойте! Не пейте. – Баронесса выхватила из рук юноши бокал, пригубила и виновато улыбнулась. – Теперь никто не скажет, что я пыталась отравить гостя.

– Марианна, – не выдержал Ричард, – что вы?! Никто… Никто никогда не подумает!..

– Но это было в моем доме, – выкрикнула женщина, – в моем! Маршал Эпинэ пришел как друг, а на него напали…

– Ты в этом не виновата. – Дикон сам не понял, как схватил собеседницу за руки. – Это могло случиться с каждым!

– Нет, – баронесса мягко, но настойчиво освободилась, – только с теми, кто не слишком разборчив и излишне доверчив. Что я должна рассказать?

– То, что запомнила. – Грудь Марианны высоко вздымалась, и Дик с трудом отвел взгляд от черного атласа. – Как вышло, что в доме никого не оказалось?

Ворон – странный человек. Почему, при всей своей неразборчивости, он отказался от Марианны? Уж не потому ли, что боялся уронить свою репутацию непревзойденного любовника?

– Барон уехал за город. – Белые руки на фоне платья казались фарфоровыми. – Сейчас так трудно найти достойное вино. И не только вино, приходится договариваться с пригородными трактирщиками. Большинство слуг сопровождает… мужа. Мы подумали, что во время королевских приемов наш скромный дом гостей вряд ли привлечет. Барон воспользовался случаем и решил пополнить запасы.

– Когда он вернется? – Бледность и тревога превращали уверенную в себе куртизанку в испуганную лань. Это было намного… намного лучше.

– К вечеру. – Марианна взглянула на обручальный браслет и усмехнулась. Бедный барон, женившийся на красавице. Бедная красавица, связанная со смешным, расфуфыренным человечком. Удо готов забыть о прошлом Марианны, но олларианские браки еще не отменены.

– Сколько человек было в доме?

– Я отпустила камеристку к матери. – Женщина ссадила с колен левретку и поправила платье.

– Итак, вы отпустили служанку?

– На праздники. Ваннина мне верна… Она бы кричала, пыталась их прогнать, и ее бы убили. Из-за меня…

Она все-таки разрыдалась, по-детски спрятав лицо в ладонях. Испуганно заскулила забившаяся под стол собачка, из высокой прически выпало несколько черепаховых шпилек. Ричард их поднял, баронесса судорожно всхлипывала, потом, не поднимая головы, попросила платок. Платок Дик протянул, стараясь не глядеть на стройную шею, над которой трепетало несколько закрутившихся колечками прядок. Марианна вслепую нашарила клочок батиста, ненароком коснувшись пальцев Ричарда, и юноша не выдержал, поцеловал склоненный затылок. Баронесса вздрогнула и сильней сжала его запястье, от теплых волос пахло розами.

– Успокойся! – Дикон осторожно обнял мягкие плечи, привлекая женщину к себе. Марианна что-то прошептала, она не отбивалась и не завлекала. Они были одни среди золотых шелков.

– Ричард, – пробормотала Марианна, – заприте дверь… Ключ на шее.

Когда Удо узнает, что случилось, он примчится, позабыв и гимнетов, и Совет, но граф пока не знает. И маленький барон не знает, а Робер болен.

– Я запру. – Руки сразу нашарили тоненькую золотую цепочку. Ключик неохотно покинул свой трон. – Я сейчас…

Ричард заставил себя разжать объятия. Он еще шагнул к дверце, но та распахнулась сама.

– Монсеньор. – Выросший на пороге солдат уставился на растрепанную баронессу, и Дику захотелось пристрелить болвана на месте. – Тут разбойник один… Про вас орет. Говорит, он у вас вроде как на службе.

Губастого «висельника» Дик вспомнил, едва увидев. Прошлым летом негодяй поклялся Слепой Подковой разыскать убийц герцога Окделла. И что с ним теперь прикажете делать?

Ричард уселся в кресло, разглядывая вора, которого поздняя осень не сделала менее смуглым. С Марианной вышло некрасиво, но кто мешает нанести баронессе приватный визит через несколько дней? Госпожа Капуль-Гизайль не только хороша, но и умна. Да, сегодня она не в себе, но это понятно: пережить нападение, узнать, что в твоем доме завелся предатель… Неудивительно, что красавица рванулась к тому, кто может ее защитить, но губастый возник вовремя. Что бы было, застань кто-нибудь цивильного коменданта с баронессой?! Поползли бы слухи, а Спрут озаботился бы донести их до Катари. Почему все же королева отказывается его принимать? Стесняется или дело во взбесившейся Айрис?..

– Монсеньор! Монсеньор, вы меня помните?!

Опять губастый. Никуда не денешься, нужно покончить с этим делом, а потом навестить Робера и сообшить о нападении Катари. Сегодня она просто не сможет его не выслушать.

– Вы меня помните?!

– Разумеется, – подтвердил юноша, – но это ничего не значит. Если ты совершил преступление, ты за него ответишь.

– Я только стоял у входа, – зачастил негодяй. – Я не знал, кто тут… Мне не сказали…

– Тогда что ты знал? – В ворье и вправду нет ничего достойного, ызарги и есть ызарги. – И где этот, как его, Джанис?

Сзади что-то звякнуло, и Ричард вспомнил, что они с «висельником» не одни. Впутывать незнакомого теньента в свои дела не хотелось, но, если не объяснить, Грейндж, чего доброго, вообразит, что герцог Окделл якшается с отребьем.

– Этот человек видел того, кто когда-то хотел меня убить.

– Я его узнаю, если услышу, – встрял губастый, – я поклялся… Монсеньор знает. И Тень слышал…

– И где же он? – Если на Робера поднял руку Джанис, он поплатится, но чего искал вожак «висельников», золота или крови? Тень обязан Ворону жизнью и властью, забывать о таком опрометчиво.

– Монсеньор, – слегка запыхавшийся Джереми не забыл щелкнуть каблуками, – герцог Эпинэ спит. Врач говорит, можно не опасаться.

– Сообщите об этом госпоже Капуль-Гизайль. – При всех прощаться с Марианной не стоит. – Засвидетельствуйте баронессе мое почтение, я навещу ее при первой же возможности.

– Слушаюсь,