– Я и смотрю, как вам сегодня было весело с Галиной Дмитриевной! – нервно усмехнулась я. – Потешаться надо мной за моей же спиной!

– Да никто над тобой не потешался, слышишь? – Вержбицкий все-таки оттянул меня от уже закрытого чемодана и прижал к себе. – Ну манера у нас общения такая! Я наконец признался тете, что мы вместе, а она вспомнила про тот идиотский спор… Да, я признаю, что он идиотский! Она вспомнила в шутку, я в шутку поддержал… Конечно, мы не хотели, чтобы ты слышала об этом…

– Да, я слышала ваш самодовольный тон, Ярослав Юрьевич…

– А что мне, печалиться? – вдруг тоже вспылил он. – Из-за того, что мне все-таки удалось завоевать тебя? Заставить тебя оттаять, увидеть тебя настоящей? Да, я доволен, черт побери! – Вержбицкий расслабил объятия, и я тут же выскользнула из них.

– В таком случае, не буду мешать вам радоваться своим успехам, – я подхватила чемодан и покатила его к выходу.

На этот раз Ярослав не останавливал меня, и от этого почему-то было еще больнее. Обида продолжала душить, и чем дальше я отходила от нашей каюты, тем тяжелее становилось на сердце.

Другая каюта же, выделенная мне Глорией, показалась пустой и неуютно. Не думала, что она мне все-таки пригодится… Я закрылась на ключ и опустилась на кровать. Сидела так, в одном положении и уставившись в точку на полу, неизвестно сколько времени. Кажется, у меня даже мыслей не было, только чувство полнейшего опустошения.

В реальность меня вернули естественные потребности. И как я ни пыталась их не замечать, они все же одержали вверх. А в туалете меня ожидал очередной «сюрприз»: «женские» дни, на которые я уже и не рассчитывала, вернулись. В первую минуту меня одолел смех, надрывный, почти истеричный, который незаметно перешел в новый поток слез. Теперь уже точно все, конец. Это знак. И никаких тебе гоно лунна, гоно пире и прочих «единств»…

И как я могла поверить в эту глупость?..

Глава 27

Почти до самого вечера я не поднималась с кровати. Несколько раз приходил Ярослав, стучал в дверь, просил еще раз поговорить, но я не открывала и не отвечала. Вместе с этим мой телефон разрывался от звонков Галины Дмитриевны. Ее я тоже слышать была не готова, поэтому упрямо не брала трубку. Но начальница не сдавалась и принялась забрасывать меня сообщениями. Их я  тоже даже не открывала, просто выключила звук и отбросила телефон. От переживаний раскалывалась голова, еще и желудок стало сводить от голода. Завтрак и обед я сегодня пропустила, но ужин все же решила заказать в каюту: салат, фрукты, чай – все, что могла сейчас съесть.

Услышав за дверью голос Питера, я испытала смешанные чувства: как бы хорошо к нему ни относилась, в данный момент видеть его не очень хотелось. Но впустить все равно пришлось.

– О, привет! – удивленно воскликнул он. – Ты теперь здесь живешь?

– Да, у меня наконец появилась собственная каюта, – я выдавила из себя улыбку.

Питер как всегда проявил деликатность и не стал задавать больше никаких вопросов, даже по поводу моего внешнего вида. Вместо этого тоже улыбнулся и произнес:

– Слышал, что это благодаря тебе поймали тех мошенников. Ты теперь героиня нашего лайнера. Все только про тебя и говорят.

– Никогда не думала, что прославлюсь таким способом, – усмехнулась я. – Лучше бы этого всего вовсе не было, честное слово…

– Не скромничай, ты молодец… Может, тебе еще что-то принести?

– Нет, спасибо, я не очень голодна. Мне хватит… Хотя… Не мог бы ты мне оказать одну услугу?

– Конечно!

– Подожди минутку…

Я достала из чемодана папку, где среди прочих рабочих бумаг были чистые листы, ручку и написала заявление об увольнении по собственному желанию. Естественно, на имя Вержбицкого. Сложила лист пополам и протянула Питеру:

– Вот. Передай, пожалуйста, это моему боссу, в ту каюту, где я жила раньше.

– Реакцию пересказать? – Питер чуть усмехнулся.

– Нет, мне она неинтересна. Просто отдай и все.

– Хорошо, будет сделано, – стюард подмигнул мне и, оставив мой ужин, вышел.

Я сняла крышку с блюда, съела немного салата, выпила чая… Включила зачем-то телевизор. Потом снова выключила. Взяла планшет, открыла почту, а там тоже с десяток неотвеченных писем от Галины Дмитриевны. Первым порывом было снова закрыть почтовый ящик, но потом все же заглянула в одно из писем, затем в следующее…

«Лера, прости. Не обижайся на нас. Мы не со зла»

«Представляю, как это выглядит с твоей стороны, но все совсем не так, поверь».

«Лерочка, признаюсь, этот спор спровоцировала я. Видела, что Ярик к тебе не равнодушен, вот и хотела подтолкнуть его к активным действиям. Я ведь думала, что у вас может все получиться. Ты ведь мне тоже не чужая. Прости, дуру. Если бы я знала, что так обернется, ни за что бы это не затеяла такое. Сваха из меня оказалась плохая».

«Лера, девочка, не молчи… Я очень за тебя переживаю. И за Ярика…»

В носу защипало от очередного приступа слез, но я сдержалась, не дала им воли. И все же ответила начальнице: «Я в полном порядке. Не стоит беспокоиться за меня, Галина Дмитриевна. Заявление об увольнении передала Ярославу Юрьевичу».

Не знаю, написала ли она мне что-то в ответ, поскольку ближайшие двое суток больше не заглядывала  ни в телефон, ни в интернет. Из каюты тоже не выходила, пропустила остановку в Уругвае, все дни напролет лежала, слушала музыку и бездумно пялилась в телевизор. Душевная боль слегка притупилась, но на сердце по-прежнему было горько. А еще мятежно: Ярослав за эти два дня больше не показывался, не звонил и не писал мне, желая вызвать на разговор. С одной стороны, я сама не хотела его видеть, с другой же… Получается, ему действительно все равно на то, что было между нами и на меня саму. И каждый раз задумываясь об этом, меня захлестывала новая волна обиды. В такие минуты я сама себя не понимала, и это ужасно выматывало.

Питер заглядывал часто, и, если что я заказывала в номер, то это приносил мне именно он. Когда же вечером третьего дня моего затворничества он постучал в дверь, я удивилась лишь немного: вроде, ничего не просила, может, так решил навестить? Открывала дверь без задней мысли, но увидев рядом с Питером Вержбицкого, на несколько секунд потеряла дар речи. Опомнившись, собралась захлопнуть дверь обратно, но Ярослав не дал мне этого сделать,