Герти услышал ещё один выстрел, и увидел, как стул, мимо которого он пробегал, пошатнулся и отпрыгнул в сторону, лишившись половины вычурной спинки. Четвёртый выстрел грянул почти сразу же вслед, и расколол дешёвую деревянную панель на стене.

Джентльмен, сидевший за соседним столом, приподнялся, машинально оправляя полы пиджака. Он выглядел растерянным, сбитым с толку и почему-то смущённым. Даже рот открыл, собираясь, по всей видимости, что-то сказать. Герти только заметил, что губы у джентльмена перепачканы яичным желтком. А может, это был соус.

Револьвер изрыгнул облако чёрной копоти ему в грудь. Джентльмен вдруг выпучил глаза, будто только сейчас обнаружил что-то невероятное, шлёпнулся спиной на стол, и остался так лежать. Вниз по скатерти потекли жирные потёки супа с аккуратными луковыми колечками.

Только тут разразилась наконец настоящая паника. Точно кто-то вдруг рванул шнур в кабине паровоза, выпуская наружу всё, что прежде было сжато, стиснуто в пылающем и стонущем от напряжения котле.

Вокруг закричали, зазвенело стекло. Зал ресторана мгновенно превратился в подобие вьюжного зимнего леса. Затрепетали взметнувшиеся скатерти, ледяной россыпью застучали водопады стеклянных осколков.

«Мистер Иггис» шёл по залу с револьвером в руке, спокойно и индифферентно, как если бы прогуливался по открытой палубе теплохода. Лицо его было сосредоточено и равнодушно, но это никак не сказывалось на его действиях. Револьвер в его руке мгновенно и точно находил цели, его хозяин указывал на них чёрным дымящимся пальцем. И то, на что он указывал, мгновенно делалось неподвижным.

Некоторые из ужинавших даже не успели покинуть своих мест. Свинцовый кнут хлестнул по залу, высекая из сидящих то, что сперва казалось россыпями тёмно-алых искр. Искры эти мгновенно тухли, опустившись на скатерти и ковры, делаясь крохотными карминовыми кляксами. Человеческие головы лопались вперемешку с фужерами и бутылками, со столов прыскало водопадами, вперемешку со стеклянным крошевом, золотистое шампанское. Салфетки взметнулись в воздух тлеющими птицами, беспорядочно разлетелись в стороны. Жалобно звякнув, рассыпалась черепками фарфоровая ваза.

Автоматон стрелял, перезаряжал револьвер, и стрелял вновь. Получалось у него это ловко до автоматизма. Он даже не смотрел на оружие, будто оно было обособленной частью его тела, не нуждающейся в особом контроле. Семь выстрелов, потом наполненная короткими быстрыми щелчками пауза — и револьвер снова грохотал, терзая и без того изуродованный интерьер ресторана, вырывая из него клочья и заполняя пол бесформенными обломками.

Официант попытался выскочить через кухню, но реакция автоматона не оставила ему шансов. Первым выстрелом официанту раздробило бедро, он замер, привалившись к столу, вторым швырнуло на пол. Ещё один джентльмен из ужинавших бросился к выходу, но, прежде чем он успел сделать два шага, пуля ударила его в затылок. Голова джентльмена беспомощно дёрнулась, из лопнувшей скулы в потолок хлестнуло тягучей винной струёй, словно из горлышка слишком поспешно откупоренной бутылки.

Автоматон убивал так же равнодушно, как делал всё прочее. Он даже не морщился. Он шествовал по залу, раз за разом разряжая пистолет и, верно, чувствовал себя не более чем активно работающей деталью сложного механизма. Вертящейся фрезой в станке.

Герти упал на четвереньки и покатился под стол, не обращая внимания на ушибленное колено. Над его головой пули с методичным хрустом рвали столешницу, вниз, застревая в волосах, сыпалась белёсая деревянная труха. Зал ресторана затянуло едким пороховым дымом, который плыл теперь клочьями, окутывая изуродованную мебель и облизывая выщербленные пулями стены. Беззвучно разлетались по воздуху клочья обоев, стонали раненные, жалобно хрустело под ногами автоматона стекло разбитых фужеров.

— А ведь это вы во всём виноваты, мистер Уизерс, — произнёс автоматон своим скрипучим голосом, исполненным явственного и вполне человеческого презрения, — Я ведь на самом деле хотел дать вам денег и исчезнуть. Но вы сделали это невозможным.

Герти хотел возразить, но горло сжало спазмом, да и челюсти сомкнулись намертво, как зубья капкана, наверняка и не разжать без ножа… Он торопливо полз под столами, отодвигая головой свисающие саваны скатертей, местами заляпанные свежей кровью. Иногда это было вино.

Очередная пуля хлопнула в ярде от его руки, выбив в паркете неровное отверстие. Герти инстинктивно откатился в сторону. И едва успел отдёрнуть ногу — ещё одна пуля разочарованно взвизгнула, едва не размозжив его колено. Герти задыхался, переползая с места на место, лёгкие мучительно клокотали в груди, втягивая в себя воздух вперемешку с пороховыми газами. Сердце тарахтело, словно его набили мелкими камешками и теперь трясли изо всех сил.

Автоматон не оставит его. Он сошёл с ума. Вероятно, какой-то сбой в программе. Фатальная ошибка. Механический гений, первый и единственный в своём роду, стал убийцей.

«Этого и стоило ожидать, идиот! — дребезжала в голове мысль, сама похожая на осколок стекла, — Диалог машины и человека!.. Автоматоны никогда не славились надёжностью!»

Критическая нагрузка оказалась смертельной для тончайшего механизма, пусть даже столь сложного. А смерть человека для механического разума, незнакомого с моральными ограничениями, не представляла собой трагедии. Всего лишь прекращение запутанного и никчёмного биологического процесса.

Как и его, Герти, смерть.

На веранде, за стеклянной стеной ресторана, мелькнул ярко-красный мундир швейцара. Судя по всему, он, испуганный стрельбой, пытался сообразить, что происходит внутри. Автоматон, мгновенно повернувшись, выпустил в него две пули. Как ни странно, промахнулся. Швейцар, проявив удивительное для его грузного тела проворство, рухнул ничком на землю и откатился в сторону, невидимый среди кустов. Автоматон выпустил ему вслед ещё две или три пули, непоправимо испортив ещё несколько стеклянных панелей, и вернулся к Герти.

Тот, обмерев от ужаса, продолжал неуклюже ползти, прикрываясь столами. Сколько раз выстрелил автоматон? Пять? Может, шесть? Если у него разряжен барабан, возможно, есть шанс вскочить и в несколько прыжков оказаться снаружи…

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Герти едва не рассмеялся злым и едким, как кислота, нервным смехом. Он бы не успел сделать и шага. Автоматон знал свою работу. Его движения были по-механически отточены. То же самое, что соревноваться в скорости с автоматическим станком.

Какой-то бедолага в клетчатом сюртуке попытался подняться с пола. Он квакал с полным ртом крови и пучил глаза. Автоматон хладнокровно застрелил его в висок. Комья серой мякоти прилипли к обивке стула, а клетчатый человек опрокинулся навзничь, суча ногами.

Герти продолжал ползти, не замечая, что осколки столовой посуды режут его ладони и предплечья. Он подтягивал тело, которое стало весить не меньше трёхсот фунтов, и толкал его вперёд. Разум его понимал, что это не может длиться вечно. Автоматон медленно и неспешно загонял его в тупик, туда, где маячила глухая стена. Но тело отказывалось это понимать. Пока в нём циркулировала кровь, оно отчаянно сопротивлялось. Животная неконтролируемая реакция. То, что невозможно превратить в рисунок на перфокарте.

Автоматон равнодушно перевернул стол, под которым прятался Герти. По полу вразнобой,