Всего немного как в тумане, и вот я уже сижу у Димы дома. Его мама показывает мне фотографии каких-то жутко розовых букетов с бантиками и ленточками. Таких розовых, что хоть глаз вырви. Спрашивает, какой нравится больше. Я тыкаю в одну из фоток, и она говорит, что у меня идеальный вкус. Я соглашаюсь с ней и в этом. Тут не поспоришь. У меня ведь много талантов.

Мы с ней вместе печем булочки с изюмом, и она щебечет без остановки, с умилением рассказывая, какой избалованный в детстве был Димка. И что все его хотелки исполнялись, потому что он очень целеустремленный мальчик.

Я смеюсь на истории о том, как он нарисовал на плакате какого-то мальчишку, родители которого успели первыми купить ему последнюю светящуюся машину на пульте управления в детском магазине, а потом прикрепил это изображение к стене и кидался в него сырыми яйцами, словно дротиками.

Я сообщаю, что возьму это себе на заметку, если вдруг кто-то сильно меня разозлит.

Димка сердится на маму, за то, что она об этом мне поведывала и ярко краснеет. Он фыркает на нее. От этого я смеюсь еще сильнее.

— Лиз, а ведь изначально, ему даже не нужна была эта машина! Мы вообще пришли за конструктором! — мы хохочем. — И представляешь, в итоге нам пришлось заказывать такую же у изготовителя! Но они отказали. У них уже была выпущена новая коллекция. Но Димочка мой настойчиво требовал именно эту модель! Он поколотил в доме все вещи и даже, мой любимый изумрудный сервиз, так психовал. А еще — объявил голодовку. Мы ждали аж три месяца, отец потом договорился с кем-то, не знаю, — она внезапно отмахивается. — И представляешь, сразу как игрушка появилась дома, она стала ему не нужна. Он ею не играл. Поставил на полку, как трофей. И продолжил собирать свой конструктор.

Выглядит она такой веселой и дружелюбной, будто и не была груба со мной когда-то. Возможно, я зря ее побаивалась. Она всего лишь защищала сына. И мне не хочется уходить домой, я боюсь снова накручивать себя и впадать в ревностные ямы.

Да и нравоучительный бубнеж мамы сегодня будет еще труднее выдержать. Поэтому я соглашаюсь на их уговоры, остаться на ночь.

Она звонит и договаривается с моей матерью, они обе так долго болтают по телефону и радуются, строя какие-то невероятные планы на наше будущее, что мне становится не по себе. Будто я уже согласилась нарожать им прямо сейчас горсточку внучат.

Димка дает мне свою чистую футболку и штаны на ночь, которые он носил еще в восьмом классе. Мы смеемся, потому что я выгляжу в них странно. Он в школе был очень худой, а я худобой не отличаюсь, поэтому вещи сидят в облипочку. Хотя штанины все же пришлось закатить.

На футболке написано его имя и изображена хоккейная клюшка и коньки. Я чищу зубы и долго пялюсь на себя в зеркало ванной. Выгляжу неважно. Бледновато.

Дима освобождает для меня свою кровать, и стелет себе матрас рядом на полу. А я и не против. Ничего такого, вроде бы…

Все мило и по-дружески.

Выключив свет, мы оба утыкаемся на некоторое время в телефоны. Я слышу, как Димка быстро-быстро печатает кому-то и постоянно тяжело вздыхает и цокает языком. Под это цоканье я начинаю дремать. Только меня будит звук телефона, по ощущениям, направленный на меня, который издает фотокамера при вспышке. Знаете, такой, скворчащий и резкий «Тррррш…»

А потом, кажется, вообще серия снимков «Трш, трш, трш»

Я вздрагиваю и резко приподнимаюсь на подушке, осматриваюсь в темноте. Быстро моргаю. Дима все также лежит на полу, уткнувшись в свой гаджет. Его лицо отсвечивается экраном.

— Ты что, сфотографировал меня? — бормочу я ошарашенно, протирая глаза ладошкой.

— О чем ты, Лиза, — смеется Димка. — Тебе, наверное, кошмар приснился. Спи, солнце.

Он убирает телефон под свою подушку и отворачивается.

Я тоже снова ложусь. Укрываюсь с головой. Наверное, и правда, кошмар. У меня какой-то нервоз последнее время…

Глава 38

Стрела Купидона

Прошла еще неделя.

Мучительная ужасная неделя ожидания.

Что было интересного? Да ничего. Ну, я пережила день влюбленных. Это было так странно. И мило.

Студенты, одетые в купидонов в розовой одежде ходили по кабинетам университета и раздавали цветы и послания. В основном, всем девчонкам дарили розы и открытки сердечками.

У Катьки Васнецовой на парте к концу дня появилась целая стопочка роз. Хоть венок плети. И открыток она собрала целый пакет. И каждую сидела и выразительно зачитывала вслух. У меня аж ушки в трубочку свернулись от приторности. Ей парни строчили комплименты.

Кудрявцев слушал, скривившись, и на каждый комплимент фыркал. Мне его почему-то было жалко. Он слишком сильно погряз во френдзоне. Последнее время я такая жалостливая стала, даже к собственным врагам.

Меня тоже коснулась стрела Купидона.

— Я — Купидон, древний маленький шалун! Амуррр, лямуррр, — громогласно произнес парень, стоящий рядом с девушкой помощницей. Он был такой смешной. У него за спиной виднелись картонные крылышки. — Елизавета, это вам…

Сначала я была приятно удивлена, потому что мне принесли огромный букет подсолнухов. Он словно яркое пятно солнца среди розового недоразумения, украсившего университет в эти дни.

Безмятежные подсолнухи, разбросанные в этом букете, словно яркие капли летних лучиков.

Все девчонки в кабинете восхищенно вздохнули, и я в том числе. И даже Катька.

Но потом я разочаровалась, потому что ожидание имени отправителя не совпало с реальностью.

К букету была прикреплена обычная розовая открытка в виде сердечка, которая оказалась пустой. Никакого послания. Я почувствовала, как уголки моего рта опустились.

— А от кого?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Еще была подарочная коробка, но она… испорчена. Извини.

— Испорчена?

— Да.

Я задумчиво держала в руках подсолнухи и трогательная улыбка коснулась моих губ. Впервые за месяц почувствовала себя лучше. Подумала, вдруг от него?

— Нравится? —