Шрифт:
Закладка:
– Нет, что ты… милая, я не-не… ни-ни! – перед глазами Саши словно из-под паркета поднимался образ здоровенного Элечкиного мужа.
– Саша! Где ты был? – Эля, уже точно убедившаяся, что ей соврали, решила во что бы то ни стало докопаться до истины – ну, обидно же! Как это? Он ей что? Врёт?
– Я? – жалко переспросил Саша, взглядом кролика следивший за молчаливой и загадочной, как Джоконда Томусей, прибывшей в комнату и выкатившей оттуда свой чемоданчик на колёсах.
– Элечка… понимаешь, я хотел поговорить с Ариной про сына… В смысле, я хотел объяснить сыну, что я остаюсь его отцом! В смысле…
– Что? – Эля никакого внимания не обратила на Тому, промаршировавшую мимо них к входной двери, а потом выразительно сморщившую нос и фыркнувшую:
– Фуууууу! Вонь-то какая. Аж дышать нечем! Атмосферка у вас тут мерзкая! Видать, какие люди, такая и атмосферка! Ну, ладно… не поминайте лихом, любящие люди!
Тома села в лифт, и закрывающиеся двери отрезали её от дивного зрелища визжащей как разъярённая кошка Элечки, оскорблённой в лучших чувствах. Как это? ЕЙ соврали? ЕЙ собирались изменить? ЕЁ едва-едва не променяли на… страшно сказать… на старую во всех отношениях жену!
Она ринулась в комнату, схватила смартфон и набрала карпа.
Через час крика, визга и рыданий, потрясённый Шашуля узрел на пороге упитанного, важного и весьма наглого типа, который запретил ему звонить Элечке, думать об Элечке, вспоминать о ней, даже в мыслях касаться нежного и трепетного создания.
– Посмеешь приблизиться и всё! – сказал ему пухлый тип, от которого так и фонила крайняя самоуверенность и опасность.
– Что всё? – глупо переспросил Саша.
– Тебе всё! Понял? – прорычал тип, уверенный в том, что этот недостойный объект начнёт непременно пытаться вернуть его сокровище! – Тебя того… и не найдут!
Двое громил скучно возвышавшиеся за спиной типа, быстро вынесли все Элечкины чемоданы и сумки, а она сама, подхваченная за локоток пухлым ухажёром, была нежнейшим образом выведена из жилища, недостойного её красы!
Саша тупо смотрел на захлопнувшуюся перед ним входную дверь и не знал, то ли ему плакать, то ли радоваться.
Последнее соображение его добило: – Я только вот чего не понял… Ну, ладно, со мной она изменяла мужу… а этот-то откуда взялся?
Тяжкая рана в самолюбие. 24-1
Люди бывают разные… Бывают такие, которые придут – и счастье! А бывают – уйдут и радость-радость! Отмечать пора!
Вот примерно так и подумала Оксана Борисовна, когда ей позвонил сын и странным тоном заявил, что от него ушла Эля.
– Мам… она позвонила, и приехал какой-то… ну, как из девяностых прямиком, только молодой. С охранниками-мордоворотами.
– И что? – ахнула Оксана Борисовна, машинально ощупывая бюст в поисках сердца. – Они тебя пoбили? Негодяи!
– Нет, они Элю забрали, – тем же странным тоном признался Саша. – Она с такой радостью от меня уехала!
– Хорошие какие люди! – сказала заботливая Шашулина мама.
– Мам, ты что? Это что же значит… то есть… она мне что? Изменяла?
Самообладание – первое качество, которое требуется матерям мальчиков. Вот как мальчик родился, сразу надо культивировать в себе это изумительное свойство характера.
У Оксаны Борисовны за последние сорок с лишним лет его накопилось достаточно, поэтому она не разразилась издевательским смехом, не сказала, что она сразу подозревала, а кто такая Элечка и где она живёт… Ничего подобного! Нет, ей очень хотелось, но она сдержалась, а вместо этого по возможности мягко уточнила:
– Сыночек, я не поняла… Тебе что, обидно, что она предпочла тебе этого крутого, или что?
Сыночек машинально призадумался.
Если совсем-совсем честно, то ему крайне импонировала ситуация, при которой его выбрала такая молодая и прекрасная девушка как Эля. Ещё и предпочла его мужу! Да-да, не какого-то там другого выбрала и предпочла, а именно его, Александра! Это его и поражало, и восхищало, и как-то выделяло из всех прочих, скучно живущих со своими скучными старыми женами, пусть даже эти жены и моложе мужей – не важно!
Именно Элина любовь, ну, или то, что он за любовь принимал, возвышала его над этим повседневным и унылым стадом!
А теперь, что получается? Он ошибся?
Эля за час, пока карп пробивался через московские пробки на помощь своему эфемерному созданию, много чего успела сказать Александру. Так много, что у него внезапно заболело слева. Что у нас слева? Печень? Ой, нет – сердце, да? Кажется, оно самое и заболело!
– Ты, жалкий маменькин сынок и женатик! Ты… нищее ничтожество! Да что ты можешь мне дать? Что? Половину неоплаченной квартирушки и половинку жалкой тачки? Да кто ты такой, чтобы я на тебя тратила время? Да я бы ни за что и не стала бы с тобой общаться, если бы знала, кто ты на самом-то деле! Нич-то-жест-во! – Элины слова как гвозди прибили к полу и Сашину уверенность, и его мнение о себе, и ощущение собственной правоты. – Такие как ты не должны даже глаза пялить на таких, как я! – взвизгивала она, судорожно упихивая шмотки в чемоданы.
Контраст между обычным Элиным романтически-нежным стилем, её серебристым голоском и ВОТ этим был настолько разительным, что Александр опешил.
Нет, такого он точно не ожидал!
– Мам… за что она так? – жалобно протянул Саша в трубку. – Мам, как же это?
И снова вместо здорового взрослого мужика перед мамой мальчик. Мальчик, у которого от обиды дрожат губы, в глазах слёзы, и он неловко размазывает их по лицу. Куда ей деваться? Мама – это навсегда…
– Сашенька, родной, не расстраивайся! Приезжай домой! Хорошо? Или хочешь, я за тобой приеду? Да, так будет лучше! Я скоро буду, хороший мой и мы вместе вернёмся!
Оксана Борисовна вызвала такси и быстрокрылой птицей прибыла к Саше – спасать.
Весьма своевременно, между нами!
– Мам… она меня просто ранила! Ранила в самое сердце! – выдохнул Саша, подняв на мать измученные глаза.
То, что Саша пострадал, сомнению не подлежало, но диагностировалось скорее как «он тяжко ранен в самолюбие».
Оксана Борисовна энергичным ураганом пронеслась по квартире, собрала вещи сыночка и быстренько транспортировала его домой – приводить в чувство. Ведь все мамы знают, что мальчики после сорока лет весьма уязвимы для душевных потрясений. Лучше уж пусть рядом того… потрясётся! Дешевле будет…
Перво-наперво, после разгрузки сына в его комнату, выдачи ему усиленного питания и успокоительных, Оксана Борисовна, конечно же, позвонила невестке.
– Арина! Эта сссссобачья дамочка изменила Саше и бросила его с каким-то крутым! Что ты смеёшься? Как ты можешь смеяться в такой момент? – начала закипать Оксана. – Ты должна немедленно приехать и помочь ему! Ему же плохо!
– Оксаночка Борисовна, ну, как же мне не смеяться? – Арина легкомысленно хихикнула и, заслышав гневное рычание свекрови, безмятежно пояснила:
– Это я от радости за Сашу! Он дёшево отделался, да и вы