– Как так?

– Мы поженились пять лет назад. Это было ещё на моей исторической родине. На Терре. Катастрофа разлучила нас. Но факт остаётся фактом.

– Но как вы можете знать, жив ли он? И даже если жив, вы же можете никогда больше не встретиться!

– Да.

– Как же тогда его можно считать вашим мужем? – граф Ардаутский довольно откинул голову назад.

Ингрид посмотрела на него испытующе.

– Скажите, а если б это случилось с вами, вы хотели бы, чтоб ваша жена, будучи с вами разлучена, тут же выскочила замуж за другого?

Мужчина посмурнел.

– Я утверждаю, – уже уверенней, почувствовав свою правоту, провозгласила она, – что я – замужняя женщина, и покуда я не получу доказательств, что муж мой мёртв, буду считаться таковой!

– Но разве то, что он не приходит за вами, не достаточное доказательство? – ввернул кто-то из молодых сыновей баронов из Галада.

– Нет, – ответила она снисходительно, будто прощая юноше глупость за его молодость. – Что если он, например, в плену? Разве от этого он перестаёт быть моим мужем? – Она посмотрела, извиняясь, но и как бы с улыбкой. – Простите, но в этом случае от меня ничего не зависит. Повторяю ещё раз, что я чувствую себя чрезвычайно польщённой, получив столько предложений, но вынуждена ответить отказом по причинам, которые от меня никак не зависят.

Какая-то из девушек, Ингрид не разглядела, очень слышно вздохнула с облегчением. Дочь Сорглана сдержала улыбку, боясь оскорбить присутствующих, которым только что отказала.

– Вы угодны Великой Матери, – упорствовал граф, хотя тот же Холхеймский барон, к примеру, уже уступил, видимо, уважая в дочери Сорглана такую преданность мужу. – Вам не подобает прожить всю жизнь, ожидая мужчину, который наверняка не придёт, потому что погиб! Неужели воля самой Матери-Земли для вас не будет ничего значить?

– Вряд ли она будет отдавать мне приказ лично. – Ответ был дан невозмутимо.

– Воля Матери – это любовь, которая приходит к женщине.

– Если будет любовь, то это совсем другое дело. – Ингрид смотрела исподлобья. – Но, пока я люблю мужа, пусть его и нет со мной. Если полюблю другого, то, может статься, снова выйду замуж. Пока же… – Она отвернулась. – Извините.

...

– Мне очень жаль.

Ингрид, хоть и стояла спиной к двери, не только почувствовала, что кто-то пришёл, но и поняла, что это мать. Алклета подошла тихо, почти совсем беззвучно, словно боялась потревожить дочь, занятую своими мыслями. На самом деле Ингрид не была занята никакими особенными мыслями. Она вспоминала.

– Чего жаль? – тихо спросила графиня.

– Жаль, что так все получилось. Я разочаровала вас?

– Вовсе нет. Но… Неужели так велико твое нежелание выходить замуж? Или дело всё-таки в Кануте?

Она развернулась и посмотрела на мать и с любопытством, и с некоторой обидой.

– Но почему во всех моих поступках тебе чудится тень Канута? Поверь, я действую так, как хочу сама. В вопросе моего замужества мнение Канута интересует меня в последнюю очередь.

– Скажи. – Алклета собралась с духом. – Значит ли, что ты выдумала всю эту историю про мужа?

– Нет. – Дочь снова отвернулась и теперь рассматривала дальнюю неровную кромку леса. – Не значит. Я не привыкла лгать в таких вопросах.

– Значит, ты замужем?

– Да.

– Боже мой!.. Боже… Бедная моя девочка!

– Почему?

– Тебя с ним разлучили? – допытывалась мать. – Он теперь раб?

– Не знаю. Когда мы с ним сбежали из города, то отправились в леса, на берег большого озера, на север. Надеялись, что приткнёмся где-нибудь вместе, но сбились с дороги и попали в место, которое было нам незнакомо. Правда, берег того большого озера, по которому теперь частенько ходят ваши корабли, оказался рядом, а недалеко был проход в этот мир. Мы обо всём этом не знали. Муж отправился в ближайшую деревеньку, и ребёнка тоже взял с собой…

– Какого ребёнка?

– Нашего. – Глаза Ингрид блестели, словно налитые слезами, хоть она и не собиралась плакать. – Нашего сына.

– У тебя был сын?

– Был. Я тогда осталась на стоянке, перекладывала вещи. Вылетели из-за деревьев и скрутили меня. И увели на корабль. А потом продали в каком-то городе по вашу сторону. А что с мужем, не знаю. Они даже вещей не тронули, только топор забрали и котелок. Может, торопились?

– Бедная моя. – Алклета обняла дочь, прижала к себе. – Бедняга. Досталось тебе… Думаешь, они живы?

– Мама! – Ингрид взглянула матери в глаза, и слёзы все-таки брызнули. Вечно-то у неё глаза на мокром месте… – И ты ведь мать, ну скажи, забыла бы ты о своём ребёнке только потому, что не видела его почти три года?

– Я и о муже бы не забыла. Я тебя понимаю. Если даришь мужчине ребёнка, то как его забудешь?

– Да и если не даришь. Мам, ведь я его люблю! Как я могу предать пусть даже и его память, выйдя за другого? Это просто невозможно!

– Я же сказала, что понимаю тебя. Я, сказать по правде, за себя-то рада, я так не хочу с тобой расставаться, отдавать тебя куда-то… Я же просто думала – ну как женщине без мужа? И Сорглан только рад будет. Но я надеюсь, ты всё же встретишь того, кого полюбишь. Нельзя же всю жизнь жить только воспоминаниями.

– Можно, мама, – глядя под ноги, возразила дочь. – Очень даже можно. Но я не буду себя заставлять. Если полюблю кого-нибудь, выйду за него. Только я не думаю, что так будет.

– Всё может быть, – возразила Алклета.

14

Осень шла к своему завершению, хотя до Самайна, который считался началом зимы, было ещё прилично времени. Но в семье Сорглана, как и в других благородных семьях северных областей, было принято справлять Самайн при дворе, чему была вполне понятная причина – только до Самайна можно было обогнуть мыс Вейд, вдававшийся глубоко в северные воды и быстро обледеневавший. А огибать его приходилось в любом случае, если корабль шёл на запад или направлялся к югу.

В поместье начались сборы, служанки паковали гардеробы графини и её дочери, одеяния графа можно