Впрочем, нет. Видела я этих паразитов! Если они и корят себя за что-то, так только за то, что не успели позаботиться о сохранности собственной шкуры и вообще сегодня сюда пришли. А то ж могут получить от Рене по голове!

— У многих из присутствующих здесь, — продолжил мужчина совершенно спокойным, вкрадчивым голосом, сулившим опасность всем, кто посмеет его перебить, — не лучшие отношения со своими служебными обязанностями… И я попрошу не отворачиваться и не делать вид, что я обращаюсь не к вам.

Он не назвал ни одного имени, но, кажется, в зале напряглись практически все.

— С этого дня мне придется следить за вами немного тщательнее. И кто знает… Баланс плохо поддается управлению, но есть определенные методики. Кто знает, может, следующим объектом для восстановления баланса станете вы?

— Это угроза? — почти истерично воскликнула одна из женщин, присутствующих в зале.

Я даже не знала ее имени, но по дорогой одежде и манере держаться могла утверждать, что это кто-то из богинь. Странно, что мы ни разу не пересеклись в путанных коридорах лабиринта все это время, но, впрочем, нет ни одной гарантии, что она действительно присутствовала на рабочем месте.

— Это не угроза, — покачал головой Рене. — Это предупреждение. Ровно как и люстра, упавшая вам на головы, тоже не была попыткой кого-либо убить, а только моим желанием предупредить вас о возможных последствиях действий. Но вы можете воспринимать это иначе. Собственно, мне вообще наплевать, что вы все будете обо мне думать, — вид у Рене действительно был крайне равнодушный. — Мне важно, чтобы вы работали. А если не будете… Что ж. Незаменимых в нашем мире нет.

Он вновь подбросил песочные часы в воздух. Я поймала себя за на том, что сама завороженно наблюдала за тем, как крохотный предмет летел к земле, и вздрогнула, когда Рене вновь уверенно перехватил его. Иногда мне казалось, что мужчине очень хочется разбить свои часы и просто распрощаться навсегда с бессмертием и со свалившейся на него ношей.

— Кроме того, сейчас у нас не хватает двух богов — причем речь идет о весьма важных отделах, об отделах любви и смерти.

— Мы можем выбрать богиню среди нас! — вскинулась Аделина, глава Любовного Патруля. — Я много лет работала сначала в отделе смерти, а потом в отделе любви, и у меня большой опыт…

Часы в руке Рене покачнулись. Он помрачнел и воззрился на Аделину с едва заметным недовольством, потом растянул губы в улыбке, впрочем, не сулившей ровным счетом ничего хорошего.

— Да, — утвердительно кивнул он. — Большой опыт. Только я почему-то не могу назвать этот опыт положительным… Не подскажете, почему так, уважаемая Аделина?

— У других нет никакого, — пожала плечами она. — Но если не устраивает моя кандидатура, то ищите другую самостоятельно. Мои подчиненные на это не согласятся. Не так ли, девочки?

Не все представительницы Любовного Патруля были готовы кивнуть, но под тяжелым взглядом Аделины согласно загудели. Разумеется, ее авторитета оказалось вполне достаточно, чтобы напугать их и заставить поступить так, как скажет начальство. Но Рене, кажется, не спешил проникаться уважением по отношению к этому сборищу.

— Любовный Патруль в полном составе пока что останется выполнять прежние обязанности, — твердо промолвил он. — Если не будет с ними справляться, пообщаемся по этому поводу дополнительно… Хотя я искренне надеюсь на то, что подобной необходимости не возникнет. Сядьте, Аделина.

То, с каким видом женщина опустилась обратно в кресло, свидетельствовало лишь об одном: она была категорически не согласна с решением Рене.

— К счастью, я не зря провел столько времени в Канцелярии, чтобы предсказать вашу реакцию, — в голосе Рене зазвенели презрительные нотки. — Потому давно уже подготовил свои кандидатуры. Надеюсь, вы понимаете, что решение окончательное и обжалованию не подлежит?

Молчание — единственный ответ, который мог ожидать в подобной ситуации. Разумеется, все понимали, что с Верховным, с Хранителем Времени, спорить нельзя. Тем не менее, практически каждый из присутствующих неплохо знал Рене и не мог воспринимать его настолько серьезно, как того требовала ситуация.

— Потому встречайте. Наш бог смерти… Себастьян.

В актовом зале все еще царила тишина. Кажется, практически никто не удивился возвращению Себастьяна на его рабочее место. Аделина расплылась в мягкой улыбке, как будто вновь вспомнила о том, как ей хорошо работалось под управлением моего мужа.

Я же знала: в отличие от его кандидатуры, моя приведет к настоящему взрыву недовольства.

— И богиня любви Эдита.

Мне пришлось буквально выталкивать себя из-за кулис. Я подошла к Себастьяну, встала рядом с ним, почувствовав некую уверенность от того, что мы едва ощутимо соприкасались ладонями.

Мертвая тишина в зале сменилась возмущенным гулом.

— Как можно такое допустить?! — вскочила на ноги Аделина.

— Она же из другого мира! — возмутилась Милена, глава архива. — И это мы так будем беречь баланс? Единственное хорошее, что могла сделать эта женщина, из-за которой погибла Верховная Матильда, это умереть и самой!..

Рене стремительно помрачнел. Я знала, что брату очень больно было вспоминать о Матильде. Вопреки тому, что она оказалась ужасной женщиной и ради собственных низменных желаний едва не разрушила весь этот мир, Рене все еще любил ее. Даже если пытался выдрать из своего сердца, как сорняк, попавший туда по жуткому стечению обстоятельств.

Мне очень хотелось подойти к брату, похлопать его по плечу, обнять, показывая, что он не один. Но в эту секунду Рене вряд ли нуждался именно в жалости.

Ему надо было завоевать авторитет — и что же, думаю, Рене для этого делал все правильно.

— Предположим, — проронил он, — Верховная Матильда, которая едва не погубила всех, кто здесь находится, погибла не из-за Эдиты, а из-за меня. Ведь стрелы предназначались именно мне. Однако, выбирая, кого оставить в живых, баланс предпочел меня…

В словах Рене не звучало ни грамма самолюбования.

— Матильда была нашей Верховной! — возмутился кто-то из зала.

Я рванулась вперед, отчаянно желая рассказать, какой именно Верховной была Матильда и что она натворила за долгие годы своего правления, но Себастьян уверенно придержал меня за плечо. И хотя сейчас мы не могли поговорить, я буквально чувствовала в этом жесте короткое, но твердое «не стоит». Пусть мне дико хотелось возразить, поспорить с мужчиной, я понимала: он прав.

Не стоит.

— Матильда была. А теперь есть я, — Рене прищурил глаза. — И если кому-то интересно, каждый ли Верховный погибает и передает свои полномочия виновному в собственной смерти, если проткнуть их двоих