Шрифт:
Закладка:
Потом, когда мне вручили повестку из райвоенкомата, встретил ее на улице и, пересилив робость, неловко сказал: «У меня завтра проводы в армию, может, придете?». Она запросто ответила: «Что ж, можно!». Условились о времени встречи. И она пришла. Каким прекрасным было ее светящееся от приподнятого настроения лицо. Я тогда понял, что не такая уж она была недоступная, как мне всегда казалось. Среди других девушек и друзей она выглядела совсем беззащитной, как ребенок. И как только что распустившийся цветок, нежной и хрупкой. Во время танцев я боялся, чтобы ее кто-то ненароком не задел. А насчет вина, еле уговорил за весь вечер выпить шампанского бокал. После танцев и игр мы вышли из квартиры и, уединившись, пошли гулять по саду. Она говорила, что пьяна. Я был тоже опьянен, но не вином, а ею. Мне навсегда запомнились ее волнистые светлорусые волосы, большие серые глаза и сладкие губы. Ни до этого, ни после я ни одну девушку так горячо не целовал. А как я тосковал в армии по этим губам. Они мне во сне снились».
Молодой человек на момент умолк, еще раз бегло взглянул на молодую пару, которая, ни на кого не обращая внимания, довольствовалась сама собой, и продолжал далее: «Мы договорились с ней переписываться. И первое время она мне писала часто. Жаловалась на одиночество. Признавалась, что и она меня давно заприметила. Все ждала, когда подойду. Только, писала она, не верится, что мы когда-нибудь будем вместе. Я, как мог, ее морально поддерживал, писал, мол, чепуха, срок службы не ахти какой. Два года промелькнут — не увидишь как. Но чем дальше шла служба, тем реже получал я от нее весточки. Короткие, писанные наспех, хотя веселые и беспечные. То ее кто-то приглашал в бар, то на вечеринку, то еще на какое-то веселье. И всюду с выпивкой. А месяца два она мне совсем не писала. Последнее письмо, как раз перед дембелем, было вообще до неузнаваемости странным. Дескать, все парни ненадежные типы, и что, мол, не на кого положиться. И опять жаловалась на одиночество.
Демобилизовавшись, я в первую очередь зашел не к матери домой, а к ней. И увидел в ней страшную перемену… Волосы она подстригла и покрасила в рыжий цвет, брови повыщипала, губы стали обессоченные, словно увядшие лепестки. Изменилась не только внешностью, но и характером. Что-то недоверчивое, отчужденное и скользкое сквозило в ее разговоре. Но кинулся-то я к ней как к прежнему нежному и хрупкому цветку. Пройденное время не изменило во мне ее очарования. И целовал я ее с той же жадностью. Но не сладость уже я тогда почувствовал от этих губ, а курево и перегар. Оказалось, за время нашей разлуки она успела привыкнуть и к сигаретам, и к выпивкам. А те два месяца, которые мне не писала, она пролежала в психиатрической больнице. И только тут я осознал основательно, до чего довели ее эти частые выпивки, о которых она мне извещала с таким восторгом. Да много ли надо было неокрепшему организму? Убедившись, что я не охоч к вину, к нам домой она наотрез отказалась идти. Затем стала вообще избегать наших встреч. А через неделю-другую уехала куда-то».
Молодой человек снял очки, прищурив глаза от солнца, вытер пот со лба и шеи носовым платком и с укоризной проговорил: «Как я казнил себя потом, когда узнал, что первую-то рюмку она выпила у меня на проводах».
Сила любви
У нас на заводе один парень Миша влюбился в молодую женщину Лену, которая только что развелась со своим мужем. Он стал ходить к ней прямо на квартиру. На работе сослуживцы втайне осуждали их, и в первую очередь Лену, поскольку у нее было двое детей, и, что удивительно, они быстро успели привыкнуть к нему и стали называть его папой.
Главное, что я запомнил из их любовной истории, — это какими они поначалу были счастливыми. Особенно Лена. Она сразу стала ходить вся преображенная. Улыбающиеся глаза, как у романтичной девчонки, горели живым блеском. Лицо нежное-нежное. Однажды я даже не вытерпел, спросил: «Лена, у тебя за последнее время такое миленькое личико, что ты с ним делаешь, может быть, какими особенными кремами мажешь?». Помню, щеки ее от смущения залились румянцем, и она, улыбаясь, искренне проговорила: «Ничего я с ним не делаю, просто, когда моюсь у себя в ванной, потру его немного мочалкой. И все!». Но тут, понятно, причина крылась не в мочалке, а в полном удовлетворении в любви и жизни. Мы это называем Счастьем. В ее глазах искрились веселые огоньки, цветущая душа была полна доброты и радости. Вот что делает сила Любви.
Лена чувствовала себя по-настоящему счастливой. Но так продолжалось недолго. Примерно месяца через три об их романе дошли слухи до Мишиной матери. Мать категорически запротестовала. И все сделала для того, чтобы разлучить их. Сына уволила с завода и поженила на одной знакомой девушке из Ленинграда. Она думала этим браком связать молодых людей навек, но они прожили всего две недели. И развелись.
За Мишей я не наблюдал резких перемен. Но Лена — не подобрать слов, как изменилась. За какие-то две недели сделалась подавленной, изможденной. Провалившиеся глаза поблекли. Веки от слез набухли. Лицо стало одутловатое, серо-желтого цвета. Выглядела намного старше. Вскоре и она с завода уволилась. И зажили они каждый своей жизнью. Потом я слышал, что Миша женился на другой.
Года через три я оказался у него на квартире. Он меня познакомил со своей женой. Передо мной стояла женщина, как две капли воды похожая на Лену, которая работала у нас на заводе.
«Мужайся, сынок…»
Недавно я встретил бывшего директора школы № 24 Советского района Нижнего Новгорода Сербера Владимира Яковлевича. Проработал он в ней почти четверть века.
Познакомился я с ним в 1969 г., когда только открылась школа, и моя дочь пошла учиться в первый класс. Помню я его предельно вежливым, воспитанным и на редкость обаятельным.
Моя задача в своем рассказе донести до читателя, как Владимир Яковлевич в детстве и юности дважды получал увечья, но не упал духом и не остался инвалидом на всю жизнь, а благодаря своему терпению, мужеству и выносливости, занятиями
