— Да что же он не возвращается? — молодая жена вскочила с лавки, накинула душегрею, повязала убрус. — Не могу я тут в безвестности сидеть, мне знать надобно.

И словно ответ в оглушительной тишине раздался ритмичный стук в дверь.

Стук?! Значит, не он, а он тогда где?!

Ноги потяжелели, не желая двигаться, но Марфа, преодолевая себя, подошла и дернула дверь, широко ее растворяя.

Пред Марфой, теребя шапку в руках, предстал дядька Милята. Какую весть принес старый воин? В груди снова сдавило до головокружения, чтобы не упасть, Марфа схватилась за дверной косяк.

— Живой? — побелевшими губами прошептала она.

— Живой, живой, — успокаивающе замахал руками дядька Милята. — Велел кланяться да передать, что все с ним благополучно. Вот, княжич меня послал, тебе сказаться.

— Благополучно, — выдохнула Марфа, ослабляя узел убруса. — Так чего ж он не возвращается?

— Не может пока возвернуться, — потупился Милята.

— А когда возвернется?

— Не ведаю того. Велел кланяться, — и старый воин, поспешно поклонившись, развернулся уходить.

— А что он там делает, ну, у князя? — догнала его Марфа.

Милята растерянно заводил глазами, избегая встречаться с молодухой взглядом.

— Да чего ж ты мне не отвечаешь? — перекрыла Марфа дорогу.

— Кланяться велел, сказал — все у него благополучно, велел не тревожиться. Вот.

— Где он? — ледяным тоном проговорила Марфа. — Где он, сказывай, живо! — прикрикнула она, топнув ногой.

Милята замер, потом напряг подслеповатые очи, вглядываясь молодухе в лицо. «Померещится же такое», — перекрестился он, отступая от Марфы, словно от пылающей головни.

— В поруб его князь Ингварь кинул, — выдал воин наконец правду.

— За что?! — выдохнула Марфа.

— За весть дурную. Не верит князь тому, что вы ему передали.

— Да как он может не верить?! Его брата сгубили, а он не верит! Я к князю пойду, мне он поверит, не сможет не поверить! — Марфа рванула к калитке.

— Да погоди, погоди, Миронегова. Князь уж почивать изволил, не пустят тебя к нему.

— Не пустят, да пусть попробуют не пустить! Невиновного в поруб бросать. Да пусть сидит ваш Ингварь с Иудой за братиной да расцеловывается, коли ему то охота, а мой тут при чем? Моего мне верните! — Марфа полетела по спящей улице, глотая слезы.

— Да к чему ж так-то врываться, только хуже своему сотворишь, — побежал с ней рядом Милята, — я тут княжичу подсказал, так он и дровишек нашему Мироше подкинул и повечерять. Не пропадет до утра, а завтра уж пойдешь в ноги к князю падать.

Марфа резко остановилась, слезы застилали взор.

— Упаду, надо будет валяться в ногах стану, землю целовать, только чтоб отпустили. Я виновата, я, — и она разрыдалась на пчеле старого воя. — Их уж не воскресить, а его сгубила.

— Да не тронет князь его, отпустит, — начал утешать ее Милята. — Пойдем, попрошу караульных, чтоб перекинуться тебе с Мирошей парой словечек дали. Ничего ж не случится, коли жена мужа повидает? — пробормотал он сам себе в бороду.

На княжьем дворе было уж темно и пусто. Марфа осторожно пробиралась вслед за Милятой. Он вел ее к отдельно стоящим клетям амбаров, за ними начинались дружинные избы и злополучный поруб, у которого, позевывая, бродил детский.

— Лутоня, дозволь подружье с затворником словечком перекинуться, — попросил Милята. — Княжич Юрий дозволил, — добавил он для солидности.

Упрашивать Лутоню не пришлось, он был одним из воев с ладьи. Оглянувшись, никто ли не видит, парень шепнул:

— Там оконце.

И Марфа бросилась к врытой в землю клети.

— Мироша, Мироша? — впервые ласково позвала она мужа.

— Птаха, — прилетело из черноты сруба. — Чего всполошилась, все ж ладно?

— Били тебя? Больно? — всхлипнула Марфа, опускаясь на колени рядом с щелью окна.

— Нет, кормят. Печь протопил, тепло. Ты иди, а то уж темнеет, страшно будет назад одной брести.

— Что тебе князь этот дурной сказывал?

— Думать будет, то и сказывал.

Слова Миронега Марфу не обнадежили:

— Я ему признаюсь, как было, он поверит, тебя выпустят, — горячо отозвалась она.

— Он и мне поверил, — с легкой горечью проговорил Миронег. — Не надобно тебе с ним встречаться, ступай домой, велю.

— Как же поверил, коли ты тут сидишь? — не поняла игры взрослых мужей Марфа.

— Птаха, не тревожься, ступай на двор к Настасье. Коли со мной чего случится, ну, это так, надобно так говорить… — Миронег замялся, — того не будет, но ежели чего, к Миляте обращайся, он поможет, не пропадешь.

— Мироша, прости меня, я тебя так подвела, так подвела, — Марфа прислонилась щекой к холодному дереву. — Крепко подвела.

— Чай, я не дитя, понимал, на что шел. То мой выбор был, — прилетели ей слова утешения.

Надобно сейчас сознаться, дальше тянуть уж нельзя. Марфа набрала воздуха, замерла…

— Князь идет, уходить надобно, — потянул ее за рукав Милята.

Она так и не произнесла нужные слова. Как не вовремя появился этот князь!

Бочком Марфа с Милятой отступили в тень.

Ингварь шел с воеводой Сбыславом, о чем-то напряженно беседуя, у правого плеча князя привычно тенью следовал сын. Войдя в ворота, они прошли через широкий двор к терему.

— Сколько можешь выставить через седмицу? Мне скоро надобно, — рыкнул Ингварь.

— Так-то скоро, трудновато будет много собрать. И полсотни не сберу, — так же на низких тонах проревел могучий воевода.

— А ты поищи, вон у вас бортники каковы, при мечах да бронях, — махнул Ингварь на поруб. — А это еще кто? — все ж приметил он женские очертания в тени забора. — Что здесь бабы делают?!

— Мужа проведать приходила, — поспешил заступиться и за дозорного, и за Марфу старый вой. — Ничего не передавала, уж уходит.

— Сюда веди! — прикрикнул князь. — Светцы поднесите, не видно ж уже ничего.

Марфа на мягких ногах побрела к кругу света от пылающих огней. Страха не было, было лишь волнение, как не навредить