больше, автомат заряжания обеспечивает хорошую скорострельность, но, во-первых, не все снаряды достигли цели, а во-вторых, не всем танкам хватило одного попадания. Танк вообще машина живучая. Самая, наверное, живучая из всех, что действуют на поле боя, и не факт, что дыра в броне повлияет на его боеспособность. Однако под ураганным огнем некоторые успевали заработать три, а то и четыре попадания, а от такого откинет копыта любой мамонт.

Вообще-то, минута в современном бою – это почти вечность, реагировали японские танкисты на угрозу непозволительно долго. Хотя этому было вполне рациональное объяснение – комплексы РЭБ, начавшие работать одновременно с первым выстрелом. И японские танкисты моментально вылетели из такого комфортного и удобного единого информационного пространства. Разумеется, это было не смертельно, однако резко снизило эффективность действий подразделения и увеличило время реагирования.

Но когда все же «Пантеры» начали разворачиваться, моментально выяснилось, что эти танки действительно неплохо защищены. И… сработала иезуитская хитрость русских начинать бой на короткой дистанции. С полукилометра пробить лобовую броню корейского танка удавалось даже не самым эффективным снарядам Т-72, не говоря уж о спроектированной практически с нуля «девяностых» особой тройки. Не всегда, конечно, пробивали, но и того, что было, хватало.

В общем, когда противник смог, наконец, вычислить, откуда его убивают, потери его составили уже почти сорок машин. И даже обнаружив врага, японцы очень долго не могли пристреляться. Старая, но все еще действенная тактика работы из капониров, когда над землей торчит лишь башня, да и то не полностью, принесла свои плоды. Жаль только, что когда работать начинает больше сотни стволов, да еще и с отменными характеристиками, искусство боя отходит на второй план. Главной же оказывается статистика, и танки «Ангары» сейчас выбивали один за другим. Оставалось только гадать, какими словами ругался сейчас Полтавец, оказавшийся в непосредственной близости от эпицентра боя.

В общем, противник развернулся, увлекся, и этот момент был выбран для атаки основных сил русских. Стремительной и мощной, благо и танков у них было больше, и позиция лучше.

Говорят, все новое – это хорошо забытое старое. В принципе, так и вышло. Еще в тридцатых годах двадцатого века практиковался интересный метод маскировки. Обычный ров, в который загонялся танк. Сверху бревна, потом дерн… Когда в небе дроны, а сверху висят спутники, такая маскировка щелкается «на раз». Но когда наблюдение скатывается до уровня все тех же тридцатых годов, вполне себе рабочий вариант, и русские его использовали.

Удар полусотни танков с тыла отразить практически невозможно. Тем более когда они начинают лупить с дистанции метров двести, не более. Так и не успевшие отреагировать на новую угрозу японские танки были уничтожены в считанные минуты. Горели хваленые «Пантеры», к слову, ничуть не хуже «Абрамсов». Кто-то, разумеется, сумел ответить, но в целом победа досталась практически бескровно. И даже группа Полякова сохранила почти треть техники, хотя досталось им тоже изрядно.

Когда сражение закончилось, Сергей встал, сдернул с головы шлем и несколько секунд просто стоял, опершись на спинку кресла. Нервное напряжение спало, и сейчас его немного мутило – контузия все еще давала о себе знать. Но постепенно он вошел в норму и, влив в пересохшее горло несколько стаканов воды и вытерев пот, сказал, ни к кому не обращаясь:

– Вы знаете, мне кажется, в этой войне крупных сражений больше не будет.

Как ни странно, он оказался прав.

Россия, точное место не определено.

Двумя неделями позже

На лязг двери Иосиацу не отреагировал. Просто не было настроения. Ну, вошли… Если что-то нужно будет – скомандуют, и тогда надо будет незамедлительно исполнять, а вскакивать просто ради проявления уважения – зачем? Русским плевать. Во всяком случае, здесь.

Он мысленно вздохнул. На судьбу, откровенно говоря, жаловаться не было смысла. Хотя бы потому, что останься он после того позорного разгрома в Китае – и его участь была бы решена. Видел он, что китайцы делают с пленными. Там, у них, принято обвинять в жестокости японцев, но по факту обе стороны друг друга стоят.

Русские отнеслись к нему с определенным уважением. Главным образом, потому что он поставил на кон шкуру, но вытащил своих людей. Это произвело впечатление, но по большому счету мало что изменило в раскладах. Вначале лагерь военнопленных, а буквально через день – поезд, и капитана вместе с Танакой и его танками отправили куда-то на запад. Куда именно? Этого Иосиацу не знал, а поставить его в известность никто не удосужился.

Зато цель поездки была ясна. Секретные танки – русские наверняка разберут их до винтика, определят сильные и слабые стороны, разработают методы перехвата управления. А Танака им поможет. И с первых минут Иосиацу стало понятно, что сопротивляться лейтенант если и будет, то больше для виду – поколение компьютерных мальчиков ценит свою нежную шкурку.

Самое обидное, что ничего от Иосиацу не зависело. Более того, никто его даже не пытался допрашивать или склонять к сотрудничеству. Но можно не сомневаться: дома его будут считать предателем. И более всего сейчас капитана занимал вопрос, как со всем этим жить дальше.

– Однако ты мог бы быть и повежливее.

Голос звучал до странности знакомо. И, хотя русский капитан знал далеко не в совершенстве, это не стало для него преградой. Иосиацу медленно, не показывая удивления, повернулся, всмотрелся в лицо вошедшего… Узнал, и на сей раз не смог сдержать удивления.

– Ты?

– Естественно. А кого ты ждал? Тридцать семь японцев? Так открою тебе страшную тайну: на полтысячи километров вокруг вас всего двое – ты и твой недотепистый приятель, который на полигоне для новобранцев ликбез по японскому танкостроению проводит.

– Не приятель он мне, – на автомате ответил Иосиацу, вставая. – У нас просто похожий разрез глаз.

Ну, насчет похожести Иосиацу соврал – у него самого они были заметно шире, чем у большинства японцев, сказывались русские предки. Из-за них он, кстати, в детстве регулярно огребал, да и потом случалось… всякое – отношение к полукровкам в Японии хорошим не назовешь. Но сейчас все это было даже не вторичным – скорее, вообще маловажным, поскольку перед ним здесь и сейчас стоял и внимательно рассматривал помещение его двоюродный брат. По русской линии.

Он был такой же, как всегда. Точнее, как в то время, когда они летом в русской деревне, уютно расположившейся посреди сибирской тайги, сидели рядом на собранном из жердей заборе и впервые в жизни курили. Нет, разумеется, он изменился, но как тогда был на полторы головы выше и соответственно шире в плечах,