чиста была любовь Чандидаса! Он умел отделить любовь от потакания слабостям. Именно поэтому он говорил, что в красоте его любимой не было даже духа [физического] желания. <…> Я буду с ней, но не коснусь ее тела. <…> Это не любовь мира внешнего, мира зрения и прикосновений. Это сокровище снов. Она закутана в сны и не имеет отношения к бодрствующему миру. Это любовь в своей абсолютной чистоте и ничто иное. Строки Чандидаса принадлежат не [только] той эпохе, когда он написал их»[332].

Историки бенгальской литературы, от Динеша Чандры Сена в начале XX века до недавних работ Асита Бандиопадхая, следовали за Тагором в этой оценке[333]. Таким образом, пока документально точный взгляд бенгальских прозаиков создавал и открывал внутренний мир вдов, понятие о модерной секулярной и романтической любви формировалось в свете учения вайшнавов о «чистоте». В повестях вдовам дозволили испытывать любовь, но только после того, как любовь была теоретически осмыслена как духовная борьба за освобождение желания от любого намека на физиологию. Разум поставили на службу духовному миру. Маргинализация материальной стороны в значительной степени определила специфическую природу субъекта в бенгальской литературе эпохи модерна.

У Бонкимчондро, Рабиндраната и Шоротчондры тело – это то, что угрожает сфере внутреннего; оно угрожает способности субъекта быть чистым («пабитра»). Однако между ними есть и различия. Хотя у Бонкимчондро разум и борется со страстью, и, хотя эта борьба – ключевой факт внутреннего мира человека, тело все-таки обладает автономным существованием (автономным от интеллекта) благодаря используемой Бонкимчондро категории красоты или внешнего вида («руп»), которая связана с его пониманием внешней природы («пракрити»). Согласно Бонкимчондро, в природе мужчины заложена тяга к «руп». В романе «Ядовитое дерево», опубликованном в 1873 году, «руп» молодой красивой вдовы по имени Кунда играет роковую роль, привлекая счастливо женатого мужчину по имени Ногендро, который летит как мотылек на огонь. Ногендро бросает жену и женится на Кунде. Образ отношений мотылька и огня были для Бонкимчондро олицетворением того, как внешняя природа, или бахихпракрити, искушает человека и ведет навстречу судьбе. Как он сам писал в цикле ироничных, остроумных юмористических очерков «Камалакантер даптар»[334]:

С этого момента мне казалось, что все мужчины – это всего лишь насекомые. У каждого из них есть свой источник огня, в котором он хочет умереть… одни умирают, других останавливает стекло. Для одних этот огонь – знание, для других – богатство, статус, красота, религия, органы чувств – весь мир заполнен огнями. Но мир заполнен и стеклом. Свет, притягивающий нас, свет, в который мы хотим броситься под воздействием этого притяжения – что ж, мы не достигаем его, не так ли? Мы снуем туда-сюда только чтобы возвращаться снова и снова. Только благодаря этому стеклу мир до сих пор не сгорел дотла.[335]

Внутренний мир Ногендро, трагического героя романа «Ядовитое дерево», описан через историю, в которой его разум/воля безуспешно борется с внешней природой («бахихпракрити»). Свобода человека, полагает Бонкимчондро, заключается в способности различать при помощи моральных размышлений то, что принадлежит к внутреннему миру субъекта, его внутренней природе («антахпракрити»), и то, что принадлежит к природе внешней («бахихпракрити»). Люди склонны испытывать влечение к физической красоте. Ногендро, герой романа Бонкимчондро, называет это «чокхер бхалобаша» – в буквальном переводе «любовь глазами»[336]. Этой «любви глазами»[337] Банким противопоставляет то, что можно назвать «любовью ума». Эта теория разрабатывается через другого персонажа повести, Хородеба Гошала, шурина Ногендро. Легко увидеть, как идеальная «пабитра прем» (чистая любовь) обеспечивает рамку, с помощью которой бенгальские авторы впитывали также и европейскую литературу. Хородеб говорит Ногендро: «Нам свойственны разнообразные переживания, многие люди принимают их за любовь. …Чувственная страсть, вызванная красотой, еще не любовь. <…> Сила… ниспослана нам богом. Она заложила первый камень Вселенной, она обладает для всех живых существ неотразимой силой. Ее воспели Калидаса, Байрон, Джайдева… Но это – не любовь. Любовь – это сознательное влечение. <…> Сначала сознательная оценка достоинств, затем общение, близость, любовь и, наконец, самопожертвование. Вот что я называю любовью. Шекспир, Валмики и автор Бхагават Пураны – ее поэты»[338].

Мы упустим всё богатство мысли Бонкимчондро, если увидим в этом тексте всего лишь повторное изобретение противопоставления между природой и культурой в европейской социологии, в котором женщину помещают в сферу природы. Бонкимчондро действительно проводит различение между внешней и внутренней природой – «бахихпракрити» и «антах-пракрити». Но слово «пракрити» у Бонкимчондро всегда резонирует в двух отдельных регистрах, симптоматичных для процессов культурной трансляции, которые сопровождали модерность в колониальной Бенгалии. Категория пракрити у Бонкимчондро становится посредником между модерным научным пониманием природы как собрания инертных тел, двигающихся согласно слепым, неосознанным физическим законам, и древним тантрическим пониманием «пракрити» как формы сознания, женской силы, одушевляющей мир, творящей его в сотрудничестве с «пурушей», мужчиной или мужской силой, искушающей мужчину жизнью и смертью[339].

Проблема внешней красоты («руп») постепенно отмирает в творчестве Тагора и Шоротчондро. В «Песчинке» нет никакой «любви глазами». Физическая красота, как мы видели, остается частью космологии Бонкимчондро. Он предостерегает от ее воздействия на ум именно потому, что считает ее по-настоящему мощной силой. Тагор же, в свою очередь, не оставляет нам никаких сомнений в том, что его героиня Бинодини – это новая женщина, наделенная внутренним миром и субъектностью. Как бы ни была она физически привлекательна, Бинодини – это продукт нового образования и Просвещения. В отличие от повестей Бонкимчондро, в «Песчинке» не изображается разум, силящийся различить любовь, рожденную от «руп», и любовь, рожденную от «способности ума». Словно бы в ответ на идею Бонкимчондро, будто любовь или привязанность могут быть вызваны неспособностью глаза человека сопротивляться влиянию физической красоты, Тагор саркастически вопрошает устами Бинодини: «Почему всевышний дал мужчинам глаза, но лишил их проницательности?»[340]. Подчиняя зрение проницательности (sight to insight), Тагор смещает драму чувств из пространства внешнего, физиологического, в пространство внутреннего мира субъекта.

Понятие «чистота» – «пабитрата» – возникает в бенгальской литературе как набор техник внутренней работы, с помощью которых человек может сделать свои самые сокровенные эмоции (например, любовь) «чистыми» и тем самым помочь им стать сильнее любой реалии, внешней по отношению к внутреннему миру субъекта – телу, интересам, социальным условностям и предрассудкам. Невозможно отрицать вклад, который это понятие внесло в одухотворение опыта индивидуальности. Оно довело статус аффекта до предельной автономии и придало субъекту мощное ощущение решимости. Ведь обретение качества «пабитрата» не обошлось без решительной борьбы с чувствами, связывавшими человека с внешним миром. «Пабитрата» также придала этой борьбе