Шрифт:
Закладка:
И причины, что их сюда привели, оказались абсолютно банальными. Решили, что война все спишет, и решили тачку отжать. О том, что не смогут ее завести, даже не подумали: видать, с мозгами у них все же было так себе.
Виталий тяжело вздохнул:
– Док, что посоветуете? Можно их, конечно, по закону военного времени…
– Не стоит, – быстро ответил доктор.
– Тогда решайте вопрос сами, у нас времени нет.
– Конечно. Вы четверо брысь по домам. Хотя нет, могут искать… Лучше в больницу, в подвал, там отсидитесь. В этом бардаке даже если заметят, что вас нет, особо напрягаться с поисками не будут. А гражданскую одежду я вам найду…
Виталий, слушая его, лишь безразлично пожимал плечами. Конечно, он этих вдвойне врагов – и как солдат чужой армии, и как преступников – видеть предпочел бы исключительно в гробу. Но и доктора понять можно – земляки, чуть ли не забор в забор живут. Пускай разбирается сам.
Именно это он и озвучил, садясь в машину. Все, плевать. Тут и без местечковых разборок дел невпроворот.
Из села они выскочили вовремя. С дальней окраины уже доносились подозрительный гул моторов и приглушенная расстоянием стрельба. То ли наступающие вышли сюда с опережением графика, то ли «херои» между собой что-то не поделили. В принципе, без разницы, но валить отсюда требовалось как можно быстрее. Что Виталий, собственно, и сделал. Ждать, когда прилетит пуля, даже будь она сто раз случайная, занятие не для умных людей.
Откровенно говоря, более всего Третьяков опасался, что местные вояки заминируют дороги. Внедорожник не танк и даже не бронетранспортер; если под колесом рванет, никому мало не покажется. Однако даже у местных чудиков хватило ума не мусорить на дороге, по которой вот-вот самим же удирать придется. И потому она не только не была заминирована, но и содержалась в приличном состоянии. Попадались даже участки, по которым можно было прокатиться с ветерком. Увы, слишком короткие, но тем не менее ясно было: танки в этих местах особо не гоняли.
Сегодня Виталий сидел за рулем сам, не подменяясь с Тамарой: при ее рулежке скорость резко уменьшалась, а вероятность слететь в кювет, напротив, увеличивалась. То ли учили ее так себе, то ли, что вероятней, большая практика езды по качественным белорусским дорогам, на которых вдобавок соблюдаются правила, изрядно сместила навыки вождения в гражданскую сторону.
А вскоре, по мере удаления от зоны боев и сопутствующих им рисков, начал оживать и пассажир. Очень похоже, до сих пор его сковывало не столько паршивое самочувствие, сколько банальный страх. Теперь же он прошел, и парень, выйдя из состояния полного отупения, начал с интересом ворочать головой. Затем поинтересовался насчет завтрака, получил кусок колбасы и радостно вонзил в нее зубы. И наконец, сытый и умиротворенный, поинтересовался:
– Дядя говорил, что вы меня от москалей спрячете?
– Мы и есть москали. Страшные злобные москали. Точнее, я москаль, а она, – кивок в сторону Тамары, – бульбашка. Что, уже страшно?
– Нет, мы, украинцы, ничего не боимся.
– Да ну? И почему бы это?
– Потому что мы – арийцы!
– Такими арийцами Гитлер печки топил. Еще скажи что-нибудь за свой язык.
– Наш язык – древнейший в мире и богатейший. На нем разговаривали великие писатели и поэты!
– Ты и впрямь считаешь, что они у вас были? Звиняй, хлопче, но на ум приходит разве что Шевченко – третий ряд, но хоть не галерка. И то писал он на русском, почитай.
– Были и другие!
– Назови, что ли.
Парень без запинки перечислил с десяток фамилий, видимо, из школьной программы. Виталий о таких и не слышал никогда, а потому безразлично пожал плечами. А затем посоветовал вспомнить куда более во всем мире популярного Азимова. Тот хоть и еврей, но хотя бы одессит, а значит, каким-то боком к нынешней Украине причастен. Это, с учетом действий России, ненадолго, правда, но все же…
Тамара, хихикнув, уличила Виталия в невежестве. По ее словам, родился писатель где-то под Смоленском. Третьяков хмыкнул. Что Азимов родом из Российской империи, он помнил, откуда точно – нет, а потому Одессу ввернул ради красного словца. Ну и из-за большого количества евреев в этом городе. При такой их плотности на душу населения вероятность попасть в точку заметно отличалась от нуля. И все же промахнулся, бывает…
А пассажир, воспрянув духом, заявил, что если Виталий не знает собственную историю, то чего ж он лезет учить других? Толика правды в этом имелась, равно как и понимание, что мальчишка, выросший в Киеве, в семье с потугами на интеллигентность, не полный дурак. Ну, или его родители собственный невысокий интеллект постарались заменить образованием и сына запустили по тому же пути.
В принципе, на том разговор можно было бы и закончить, разойдясь без серьезных взаимных обид, но тут выяснилось, что некоторая начитанность мозгов все же не заменяет. Потому что их пассажир, вместо того чтобы заглохнуть, вновь выдал фразу о величии украинского языка. А также о вторичности языка русского и, уж конечно, белорусского. И на этот раз ухитрился задеть Тамару.
– Правда? – сладко-сладко улыбнулась она, решив, видимо, плотней и вдумчивей подключиться к дискуссии. От приторности в ее голосе Виталию стало нехорошо: примерно так она начинала выражаться, прежде чем выдать какую-нибудь гадость. – Тогда почему его во всем мире не учат?
– Потому что не понимают. А когда они поумнеют, то…
– Хи-хикс. Вы сделали для вашего языка больше, чем все его противники вместе взятые. После того, что вы натворили, говорить на нем стало просто неприлично.
– Мы? Натворили?
– Да вы, вы. А будь иначе, ты б сейчас не от своих же прятался, а во Франции в модном кафе сидел да круассаны кушал.
Парень надулся. Очень похоже, сидеть в Париже и чувствовать себя хозяином жизни было его тайной мечтой. Ткнула его женщина по больному, ничего не скажешь.
– Ничего. Вот победим вас – и все у нас будет!
– Откуда?
– Контрибуцию заплатите.
– Ага, щ-щас-с. Вы победите для начала.
– Нам все помогут. У вас уже экономика развалилась.
– Да? – Виталий и Тамара переглянулись, и девушка, удивленно подняв брови, хмыкнула: – Не замечала.
– У вас сейчас ничего нет! Даже презервативов не найти.
– И кто тебе такую чушь сказал? Может, из импортных компаний кто-нибудь и ушел, не знаю, но собственное производство
