не слушается его. При ударе он почти полностью откусил его. Превозмогая боль, Росс подполз чуть ближе к жене: из её груди торчал обломок металла, который вошёл ей прямо в сердце. Дети были почти невредимы, лишь небольшие порезы от разбитого стекла на их маленьких личиках беспокоили Росса. Он снова протёр глаза от крови и заметил, как неестественно болтаются их головы. Лишь тогда на него снизошло страшное осознание: он убийца своих детей. Их хрупкие шейные позвонки просто не выдержали силы удара. Росс заплакал, дорожки слёз смывали кровь с его лица, но не с его рук. Ему пришлось заплатить самую высокую цену: валютой служили жизни всех членов его семьи. Они стали невинными жертвами алчности и трусости детектива Росса.

Рация Тайлера снова зашипела из кармана.

— Двадцать третий. Отбой по плану-перехвату, — раздался шершавый голос из динамика.

— Чьё распоряжение? — удивился Тай, а Логан едва не подавился от возмущения.

— Всевышнего, — ответил патрульный. — На двести пятом участке дороги Вар Ветеранс Мемориал красный минивэн не справился с управлением и вылетел с дороги. В машине четыре трупа, водитель без сознания, его уже доставляют в больницу. Пока не ясно, выкарабкается ли он, травмы серьёзные.

— Чёрт, — Логан ударил по рулю.

Он сожалел не только о том, что единственный подозреваемый в смерти Шарлотты Дэвис может с минуты на минуту отдать Богу душу и уйти от ответственности, ему было жаль семью бывшего коллеги. Теперь он ненавидел его ещё больше, чем прежде. За его трусость. Уилл так боялся отвечать за свои поступки, что предпочёл втянуть в это грязевое болото свою семью. Хуже подлеца только трус.

Глава 9 — Справедливый суд

Но там, где все горды развратом,

Понятия перемешав,

Там правый будет виноватым,

А виноватый будет прав.

Иоганн Вольфганг Гёте

Вся предыдущая неделя прошла в рутинных делах для полиции и в томительном ожидании собственной участи для Райли Кларк. От надзирателя она узнала о смерти своей защитницы, и эта новость стала для неё настоящим ударом. Сейчас Райли всем сердцем скорбела по своему адвокату. Она переживала не потому, что осталась без защиты, она искренне сожалела о судьбе небезразличной ей женщины. Каким бы дрянным человеком ни была Райли, она всегда отвечала добром на добро. Шарлотта была единственным человеком, кто, зная правду о её преступлении, не ненавидел её. Даже когда от неё отвернулся родной брат, Шарлотта не отвернулась. Теперь, когда её не стало, начала угасать и надежда.

Единственным маленьким огоньком в глубине души Райли теплились чувства к Саманте. Она, как за спасательный круг, зацепилась за слова Шарлотты о том, что показания её девушки смогут смягчить приговор. Бывшей девушки. Райли всё ещё не могла привыкнуть к этому статусу и смириться с ним. Ведь она всё ещё слепо любила Сэм.

С тех пор как Райли узнала о смерти Шарлотты Дэвис, прошла неделя. Всё это время суд искал для Райли нового защитника, но никто из них не соглашался на это заведомо проигрышное дело. Мало того что это не принесёт пользы их карьере, так ещё придётся запачкать свои руки в деле убийцы. Никто не любит убийц, их все боятся или презирают. В какой-то момент Райли посетила мысль о том, чтобы самой защищать себя в суде, но вскоре девушка оставила её. Какая из неё защитница? Она никогда не могла постоять за себя, не считая тех мужчин. Она наконец-то поняла, почему продолжила этот путь после первого убийства. Райли впервые смогла вырваться из тёмного угла своих детских страхов и постоять за себя. Ей это нравилось, она чувствовала себя такой сильной, как никогда прежде. Она упивалась этим чувством. Вот что случилось. Райли позволила себе быть сильной. Впервые позволила. И чем это обернулось? Для всех было бы лучше, если бы она так и оставалась жертвой. Для всех, кроме неё. Пусть весь мир и ненавидит её за то, что она наконец сумела дать сдачи, но она гордилась собой. Впервые с той судьболомной ночи, когда ей было одиннадцать, она смогла защитить себя. Нет, ей нельзя представлять свои же интересы в суде, ведь если присяжные поймут, что она гордится собой, о снисхождении можно будет забыть.

После обеда раздался стук в дверь камеры Райли, затем осторожно вошёл надзиратель.

— Вставай, девочка. Пойдём знакомиться с новым защитником, — устало произнёс мужчина.

— Мужик? — уточнила она.

— Ага, — он кивнул в знак подтверждения своих слов.

— Я не хочу. Пусть они найдут женщину, — Райли продолжала сидеть на койке.

— Вставай. Скажи спасибо, что хоть кто-то решился защищать тебя после всего, что ты сделала, — выдохнул он.

— Вы не понимаете, он же закопает меня из-за одной лишь солидарности, — в глазах Райли плескалось отчаяние, которое грозило обернуться цунами из слёз.

— Не спеши с выводами, может, он хороший мужик? — пожал плечами пожилой мужчина. — Давай руки.

Райли протянула запястья мужчине, и он закрепил на них наручники. Они молча шли по тюремным коридорам, лишь их шаги нарушали тишину. Гулким эхом они отражались от бетонных серых стен. Надзиратель открыл перед Райли дверь и впустил её внутрь. Там её уже ждал грузный мужчина лет сорока. Его лысина поблёскивала, отражая желтоватый свет лампы, висящей над столом. Он устало оглядел девушку и кивнул ей на стул вместо приветствия. В отличие от Шарлотты, он не попросил надзирателя снять с Райли наручники или оставить их наедине. Это значило лишь одно: ему плевать на то, что подумает о нём подзащитная. Он не намерен был выстраивать с ней контакт, устанавливать доверительные отношения. Её доверие ему было не нужно. Ведь ему по наследству досталось признание Райли. Кроме того, он понимал, что их сотрудничество не будет долгим.

Райли опустилась на стул напротив адвоката и вопросительно посмотрела на него.

— Меня зовут Джим Кеннет. Я буду защищать вас на следующем слушании. Уясните одну вещь, и мы сможем поладить: когда я говорю, вы молчите. Это помещение, — он окинул взглядом комнату для встреч, — единственное место, где вы можете говорить. В суде буду говорить только я. Ясно?

— Ясно.

— Итак, я ознакомился с материалами вашего дела. Я знаю, что вы убийца, а я ещё знаю, что ваш предыдущий адвокат рассчитывал на смягчение решения суда, получив свидетельские показания Саманты Стоун. Я глубоко уважал Шарлотту Дэвис, невзирая на